Я людей повстрѣчалъ на степи неоглядной,
Въ безпредѣльномъ скитаньи своемъ,
У костра, въ часъ Луны предразсвѣтно-прохладной,
Нисходившей небеснымъ путемъ.
5 Трепетанья костра горячо расцвѣчали
Блѣднолицыхъ печальныхъ людей,
И рыданія флейтъ, въ ихъ напѣвной печали,
Разносились по шири степей.
Я спросилъ ихъ, о чемъ эти звонкіе стоны,
10 И отвѣтилъ одинъ мнѣ изъ нихъ:
„Въ нашихъ пѣсняхъ поютъ и скорбятъ милліоны,
Милліоны существъ намъ родныхъ“.
Какъ лунатикъ влекомъ междузвѣзднымъ пространствомъ,
Я ушелъ, годъ промчался, какъ сонъ,
15 Я ходилъ, и повторныхъ шаговъ постоянствомъ
Снова былъ къ ихъ костру приведенъ.
Въ часъ ночной, блѣднолицые люди смотрѣли
На рубинъ, возникавшій съ огнемъ,
И, какъ прежде, рыдали и пѣли свирѣли,
20 Ночь тревожа подъ Млечнымъ путемъ.
Я людей повстречал на степи неоглядной,
В беспредельном скитаньи своём,
У костра, в час Луны предрассветно-прохладной,
Нисходившей небесным путём.
5 Трепетанья костра горячо расцвечали
Бледнолицых печальных людей,
И рыдания флейт, в их напевной печали,
Разносились по шири степей.
Я спросил их, о чём эти звонкие стоны,
10 И ответил один мне из них:
«В наших песнях поют и скорбят миллионы,
Миллионы существ нам родных».
Как лунатик влеком междузвёздным пространством,
Я ушёл, год промчался, как сон,
15 Я ходил, и повторных шагов постоянством
Снова был к их костру приведён.
В час ночной, бледнолицые люди смотрели
На рубин, возникавший с огнём,
И, как прежде, рыдали и пели свирели,
20 Ночь тревожа под Млечным путём.
