поистине наши враги и супостаты, — говорю о диаволах, — о, какое безумие считать их своими господами и богами и возносить им почести и жертвы! Я же прилепился Господу моему и всегда буду верен Ему и послужу Христу моему; всё же ваше, — почести ли то, или бесчестия и муки, — я считаю детскою игрою или детскою угрозою. Для меня, как говорит мой учитель — святый Павел, — мі́ръ распѧ́сѧ и҆ а҆́зъ мі́рꙋ[1] и умереть за Христа — для меня наслаждения и блаженство.
Тогда царь, исполнившись гнева, велел принести медный одр и подложить под него множество горячих углей, а на самый одр возложить нагим мученика, и до тех пор поддерживать огонь, пока он не погибнет. Когда был приготовлен одр, мученик сам лег на него всем телом. Собравшийся же на сие зрелище народ стал укорять мучителей за эти пытки и говорил:
— Зачем сей честный, благородный и известный своею мудростью муж так жестоко погибает — как какой-либо злодей?
Бог же свыше облегчал страдания мученика, который радовался, как бы охлаждаемый росою и как бы почивая на цветущих розах. Тогда царь, укротив немного свою ярость, повелел снять с одра тело мученика, думая, что он уже умер. Мученик же встал с одра живым и здоровым, нисколько не поврежденным от огня; веселый и ликующий — он воспевал:
— Вознесꙋ̀ тѧ̀, бж҃е мо́й, цр҃ю мо́й, и҆ бл҃гословлю̀ и҆́мѧ твоѐ въ вѣ́къ: восхвалю̀ бг҃а, утешающего юность мою; ро́дъ и҆ ро́дъ восхва́лѧтъ дѣла̀ твоѧ̑, гдⷭ҇и, и҆ си́лꙋ твою̀ возвѣстѧ́тъ, и҆ чꙋдеса̀ твоѧ̑ повѣ́дѧтъ[2].
Так прославив Бога, Елевферий еще дерзновеннее предстал пред мучителем и сказал:
— О царь, смотри на меня, кого ты считал сожженным огнем, и познай проповедуемого мною Христа Бога, познай и немощь своих богов.
Царь же, вменив эти дерзновенные и свободные слова мученика за бесчестие для себя и считая себя побежденным, стал изобретать еще бо́льшие муки. Итак, на середину снова была вынесена железная решетка; под нею был зажжен огонь,
