него своего развития. Евсевий так изображает это время: «Не только предстоятели церквей вступали друг с другом в прения, но и народ разделился; ход событий дошел до такого неприличия, что божественное учение подвергалось оскорбительным насмешкам даже в языческих театрах». Время это было благоприятно для деятельности хулителей божества Господа Иисуса Христа. Ликиний — шурин Константина, отживавший тогда последние годы своего царствования, подписавший некогда с Константином миланский указ о веротерпимости, подозрительно относился к христианам вообще — как людям в отношении к нему неблагонадежным, ненавидел и даже жестоко гнал их. Во взаимных же их раздорах, вызванных арианскою ересью, он мог усматривать явление желательное, полезное для себя. Споры эти, ослабляя силы Церкви, могли порождать у него надежду на поддержку ему в его замыслах против могущественного шурина. И такие расчеты Ликиния были не напрасны. О епископе Евсевии Никомидийском сам Константин, например, отзывался так: «Он даже подсылал ко мне соглядатаев и подавал тирану (Ликинию) чуть не вооруженную помощь»[1].
Прибыв в Никомидию, Константин глубоко поражен был раздорами, возбужденными арианством. Впрочем, он не сразу понял важность этих событий. И сам он и прибывшие с
- ↑ Богосл. Вестник 1906 г. Дек., стр. 594.
став пресвитером в Александрии, он там обратил на себя общее внимание как умственными дарованиями, так и своею строго воздержною жизнию. Гордый умом и ученостью, Арий не внимал вразумлениям и увещаниям своего епископа Александра; не покорился он и Собору, созванному епископом и осудившему его. Мало того, обольщая клир и народ своим красноречием, он постарался перебросить плевелы своего лжеучения и за пределы своей поместной церкви. Имея немалочисленных приверженцев, он отправил посольство с жалобой ко многим епископам восточных церквей. Там нашлись у него сторонники, во главе которых оказался Евсевий Никомидийский, ранее знакомый с Арием по школе Лукиана, — «муж ученый», при том же родственник царской фамилии и потому человек влиятельный. Евсевий, епископ столицы (это было еще тогда, когда жив был император Ликиний, резиденцией коего была Никомидия), не признал авторитета суда Александрийского епископа. В письме Арию он отвечал: «Прекрасно мудрствуя, желай, чтобы все так мудрствовали, потому что всякому ясно, что сотворенного не было, пока оно не приведено в бытие; приведенное же в бытие имеет начало». Епископ Александрийский оказался поэтому в печальном положении; около 318 года Александр решился на крайнюю меру: — созвал Собор из ста епископов; отлучил Ария и его приверженцев от Церкви; изгнал богохульника из Александрии и в окружном послании объявил о том по всем церквам (см. Богосл. Вест. 1906 г. Декабрь, ст. А. А. Спасского, стр. 584). Мера эта еще более распалила арианские споры и разнесла их пламя по всему Востоку. Дело Ария теперь утрачивало местный характер и получало общецерковное значение.
