стали ему в новом свете; он усумнился в их честной преданности Закону, в их святости.
С другой стороны, Христос держал Себя достойно и величественно. Он не оправдывался и не искал спасения. Это не могло не произвести глубокого впечатления на изменившего ученика. Если Он и не Мессия, думал Иуда, то, во всяком случае, человек высокой нравственности и огромной силы духа. Особенно Он казался величественным по сравнению с своими судьями.
Но решающее действие на совесть Иуды имел суд у Пилата. Здесь он увидел, что посторонний, незаинтересованный человек, язычник — безусловно признал праведность Иисуса и почувствовал решительное отвращение к Его обвинителям. Эти последние вели себя совершенно несовместно с достоинством высших иерархов народа.
Особенно поражен был Иуда тем, какое обвинение они выставили перед Пилатом как главное, посредством которого им удалось добиться осуждения Иисуса. Они обвиняли Его в том, что Он сделал себя царем Иудейским, а всякий делающий себя царем — противник кесарю и как таковой должен быть казнен. Прежде всего Иуда понимал, что это обвинение совершенно ложно: он потому ведь и покинул Иисуса, потому-то и усомнился в Нём, что Тот медлил объявить Себя царем и даже прямо уклонился от этого. Он видел также, что это обвинение явно недобросовестно со стороны обвинителей: они сами знали хорошо, что Иисус никогда не стремился стать народным вождем или царем земным. Но главное — всё это обвинение совершенно недопустимо в устах истинных иудеев. Обвинять иудея в том, что он «противник кесарю» — нелепо, ибо всякий истинный иудей должен быть таковым. Если бы Христос действительно объявил себя царем Иудейским и противником кесаря, то все истинные Иудеи должны бы встать на защиту Его, а не отдавать Его в руки Римлян. Поэтому строить такое обвинение — значит лицемерить и изменять коренным верованиям народа. Полное ничтожество свое эти первосвященники, книжники и старейшины разоблачили перед Иудой, когда закричали: «Нет у нас царя, кроме кесаря!» Это уже была открытая измена мессианским надеждам; полное попрание всего, что было дорого сердцу иудея. Теперь Иуда увидел, что это не духовные вожди иудейства, хранители народной веры, а трусливые ставленники
