родъ я его рѣдко видѣла, такъ же какъ и моихъ сестеръ. Я останавливаюсь на этомъ, потому что эти обстоятельства оказали вліяніе на мой характеръ.
Мой дядя не жалѣлъ денегъ на учителей, и мы — по своему времени — получили превосходное образованіе: мы говорили на четырехъ языкахъ и въ особенности владѣли отлично французскимъ; хорошо танцовали, умѣли рисовать; нѣкій статскій совѣтникъ преподавалъ намъ итальянскій языкъ, а когда мы изъявили желаніе брать уроки русскаго языка, съ нами занимался Бехтеевъ; у насъ были изысканныя и любезныя манеры, и потому не мудрено было, что мы слыли за отлично воспитанныхъ дѣвицъ. Но что же было сдѣлано для развитія нашего ума и сердца? Ровно ничего. Дядя былъ слишкомъ занятъ и у него не хватало на это времени, a у тетки не было къ тому ни способностей, ни призванія: ея характеръ представлялъ изъ себя странное сочѣтаніе гордости съ необыкновенной ыувствительностью и мягкостью сердца.
Только благодаря случайности — кори, которою я заболѣла, — мое воспитаніе было закончено надлежащимъ образомъ и сдѣлало изъ меня ту женщину, которою я стала впослѣдствіи. Съ ранняго дѣтства я жаждала любви окружающихъ меня людей и хотѣла заинтересовать собой моихъ близкихъ, но когда, въ возрастѣ тринадцати лѣтъ, мнѣ стало казаться, что мечта моя не осуществляется, мною овладѣло чувство одиночества. Къ тому времени былъ изданъ указъ, въ силу котораго воспрещались всякія сношенія съ дворомъ тѣмъ семействамъ, въ средѣ которыхъ появлялись прилипчивыя болѣзни, въ родѣ оспы, кори и т. п., изъ опасенія, чтобы великій князь Павелъ, впослѣдствіи императоръ Павелъ I, ими не заразился. При первыхъ же признакахъ кори меня отправили въ деревню, за 17 верстъ отъ Петербурга. Кромѣ моихъ горничныхъ меня сопровождали одна нѣмка и жена одного маіора; но я ихъ не любила и общеніе съ ними не удовлетворяло моего чувствительнаго и любящаго сердца и тѣхъ понятій о счастіи, которыя я
