лѣла мнѣ пріѣхать въ ближайшее воскресенье съ дѣтьми къ обѣду въ Царское Село, гдѣ князь Потемкинъ сообщитъ мнѣ всѣ свѣдѣнія о моемъ сынѣ.
Мнѣ не удалось воспользоваться милостивымъ разрѣшеніемъ ея величества, такъ какъ наканунѣ мой сынъ заболѣлъ жестокой горячкой. Онъ бредилъ цѣлую ночь, а я, въ сильнѣйшемъ безпокойствѣ, забывъ про ревматизмъ въ колѣняхъ, простояла всю ночь босая у его постели. Всѣ послѣдующіе дни я не принимала никого, кромѣ своей сестры Полянской и одинъ разъ на минуту Павла Потемкина, и то только потому, что дѣло касалось императрицы и я надѣялась узнать что-нибудь насчетъ производства моего сына. Черезъ четыре дня мой добрый и искусный докторъ Роджерсонъ объявилъ моего сына внѣ опасности. Въ ту же ночь мой ревматизмъ поднялся въ кишки и я оказалась сама больной при смерти; но Роджерсонъ спасъ и меня.
Онъ каждое воскресенье ѣздилъ въ Царское Село, вслѣдствіе чего я поручила ему сказать императрицѣ, какъ опасно мы были больны съ сыномъ, вслѣдствіе чего я была лишена возможности воспользоваться ея разрѣшеніемъ явиться къ ней и представить ей моихъ дѣтей. Мое выздоровленіе тянулось болѣе двухъ недѣль и было сопряжено съ довольно сильными страданіями, такъ какъ припадки рвоты хотя и стали рѣже, но не прекращались вовсе, а спазмы въ желудкѣ и кишкахъ давали себя чувствовать съ прежней силой. Моя болѣзнь раздражала меня тѣмъ сильнѣе, что вслѣдствіе ея откладывалась моя поѣздка въ Царское Село и слѣдовательно повышеніе по службѣ и вообще устроеніе судьбы моего сына, который, благодаря Бога, былъ уже совершенно здоровъ. Наконецъ, мнѣ съ величайшимъ трудомъ удалось поѣхать въ Царское Село. Я была еще очень слаба; при каждомъ толчкѣ экипажа я обливалась холоднымъ потомъ отъ сильныхъ приступовъ боли, и приказывала остановиться, чтобы передохнуть. Но чего только не способна перенести материнская любовь!
