мнѣ знакомой и столь различной отъ склада московской жизни, когда я часто становилась втупикъ передъ нѣкоторыми странными обычаями, съ которыми мнѣ приходилось сталкиваться во многихъ домахъ: все такъ отличалось отъ того, какъ дѣлалось въ домѣ моего дяди — а домъ моего дяди представлялъ изъ себя дѣйствительно княжескій дворецъ въ самомъ изысканномъ европейскомъ вкусѣ — что часто я была въ большомъ затрудненіи.
Мы должны были вы ѣхать 10-го іюня, но различныя дѣла и просьбы моей свекрови задержали насъ, такъ что мы пріѣхали въ Петербургъ только 28-го іюня. Этотъ же день, годъ спустя, былъ самымъ славнымъ и достопамятнымъ днемъ для моей родины. И въ этотъ разъ онъ мнѣ показался сладостнымъ и счастливымъ; я съ любопытствомъ смотрѣла въ окно; Петербургъ мнѣ показался великолѣпнымъ и я надѣялась встрѣтить на улицѣ кого-нибудь изъ родныхъ; когда мы пріѣхали въ домъ, снятый моимъ мужемъ, я была какъ въ лихорадкѣ. Водворивъ свою дочь въ сосѣдней со мной комнатѣ, я отправилась къ отцу и къ дядѣ, но ни того, ни другого не застала дома.
На слѣдующій день отецъ объявилъ мнѣ, что, по приказанію императрицы, всѣ офицеры Преображенскаго полка съ женами, которые получили приглашеніе отъ ихъ императорскихъ высочествъ, должны были ѣхать въ Ораніенбаумъ. Мы съ мужемъ были въ ихъ числѣ. Мнѣ непріятно было подвергаться стѣсненіямъ придворной жизни и не хотѣлось разставаться съ дочерью. Тогда мой отецъ предложилъ намъ поселиться въ его домѣ, находившемся на полъ-пути между Петергофомъ и Ораніенбаумомъ, и я успокоилась. Вскорѣ мы переселились на новую квартиру и на слѣдующій же день поѣхали ко двору ихъ высочествъ.
Великій князь сказалъ мнѣ: «Если вы не хотите здѣсь жить, вы должны пріѣзжать каждый день, и я желаю, чтобы вы были больше со мной, чѣмъ съ великой княгиней». Я ничего не отвѣтила и рѣшила подъ всевозможными пред-
