офицерамъ по поводу ихъ пряжекъ, галстуковъ или мундировъ.
Наибольшимъ расположеніемъ императора, послѣ прусскаго министра, пользовался англійскій, Кейтъ. Этотъ почтенный старецъ любилъ меня какъ родную дочь. Мы съ мужемъ и княгиня Голицына (о которой я упоминала выше) обѣдали у него каждую недѣлю; его звали Романомъ, какъ и моего отца, вслѣдствіе чего онъ въ шутку называлъ меня своей дочерью, когда не было постороннихъ. Онъ часто говорилъ въ интимномъ кругу, что императоръ точно намѣренно старается навлечь на себя всеобщее неудовольствіе, а можетъ быть и презрѣніе. Онъ бывалъ очень неучтивъ съ остальными иностранными министрами, которымъ, конечно, не могло нравиться его обращеніе съ ними.
Однажды императоръ послалъ сказать моему дядѣ канцлеру, что будетъ ужинать у него. Въ тотъ день дядя былъ боленъ и конечно не особенно радовался предстоявшему ужину. Онъ послалъ за моей сестрой, графиней Бутурлиной, и за моимъ мужемъ и мной. Императоръ пріѣхалъ въ 7 ч. и до ужина сидѣлъ въ комнатѣ больного; онъ разрѣшилъ дядѣ не присутствовать на немъ. Графиня Строганова, графиня Бутурлина и я, пользуясь отсутствіемъ дяди, не сѣли за столъ и подъ тѣмъ предлогомъ, что хотѣли угощать гостей, ходили кругомъ стола. Это даже пришлось по вкусу императора, ненавидѣвшаго всякій этикетъ и церемоніи. Я стояла за его стуломъ въ то, время, какъ онъ разсказывалъ австрійскому послу, графу Мерси, и прусскому министру, какъ въ бытность его въ Килѣ, въ Гольштиніи, еще при жизни своего отца, ему поручено было изгнать богемцевъ изъ города; онъ взялъ эскадронъ карабинеровъ и роту пѣхоты и въ одинъ мигъ очистилъ отъ нихъ городъ. Графъ Мерси блѣднѣлъ и краснѣлъ, не зная, подразумѣваетъ ли императоръ подъ богемцами — кочующихъ цыганъ, или подданныхъ его императрицы, королевы Венгріи и Богеміи. Ему было тѣмъ болѣе
