беннымъ, центромъ всѣхъ совершающихся на ея глазахъ событій; были ли это событія крупныя или второстепенныя — княгинѣ безразлично всегда представлялось, что она тотъ центръ, къ которому направлены всѣ самыя разнообразныя чувства другихъ свидѣтелей и участниковъ, которые только группируются около нея, какъ величины далеко меньшаго значенія. Если что-нибудь дѣлалось не такъ, какъ бы она желала — по ея убѣжденію это было непремѣнно результатомъ особенныхъ усилій и интригъ, спеціально противъ нея направленныхъ, вслѣдствіе зависти къ ней; если ей оказывали вниманіе, любезно принимали ее при какомъ-нибудь дворѣ, — ей всегда представляется, что никому другому никогда такого вниманія не оказывалось; всякій, самый обычный комплиментъ она принимаетъ непремѣнно за чистую монету, за невольное выраженіе чувствъ, которыя, быть можетъ, иногда хотѣлось бы даже и скрыть и т. д.; во всѣхъ такихъ случаяхъ необходима тщательная провѣрка разсказовъ княгини, и нерѣдко открывается, что княгиня Дашкова, въ лучшемъ случаѣ, сильно заблуждалась. Такую чрезмѣрно субъективную окраску даетъ она, прежде всего, описанію того эпизода, которому сама же отводитъ исключительное мѣсто въ своемъ повѣствованіи, именно перевороту 1762 г.; Дашкова чрезмѣрно преувеличиваетъ свою роль и значеніе въ немъ. Императрица Екатерина въ первые же дни по воцареніи писала Станиславу Понятовскому между прочимъ: «шесть мѣсяцевъ я была въ сношеніяхъ со всѣми вождями заговора, прежде чѣмъ Дашкова узнала хоть одно имя». Но если даже усумниться, лучше ли знала Екатерина о связяхъ заговорщиковъ, чѣмъ Дашкова — хотя, конечно, дѣло неизмѣримо ближе касалось императрицы — то въ разсказахъ самой Дашковой можно найти доказательства, что она невѣрно оцѣниваетъ свое участіе въ заговорѣ. Прежде всего — Дашкова ни разу не сообщаетъ достаточно и опредѣленно, гдѣ, когда и какъ сговаривалась она съ офицерами — хотя рядомъ же передаетъ съ большою обстоятельностью совершенно незначительные разговоры; вѣроятно, надо представлять себѣ дѣло такъ, что Дашкова заговаривала со многими на щекотливую тему о переворотѣ и, не встрѣчая возраженій, частью потому, что большинство думало такъ же, частью — по весьма естественной осторожности собесѣдниковъ, она сейчасъ рѣшала, что это она именно первая и внушала людямъ такія мысли. Соловьевъ совершенно правдоподобно истолковалъ появленіе у Дашковой вечеромъ 27 іюня двухъ братьевъ Орловыхъ одного за другимъ, какъ наблюденіе, что дѣлаетъ эта молодая женщина, къ тому же сестра фаворитки императора. Разсказъ са-
