цей и спросилъ ее, кѣмъ, по ея мнѣнію, она была возведена на престолъ?
— Я обязана своимъ возвышеніемъ Богу и моимъ вѣрнымъ подданнымъ.
— Въ такомъ случаѣ, мнѣ нельзя больше носить этой ленты, — воскликнулъ Бецкій, снимая съ себя орденъ св. Александра Невскаго.
Императрица остановила его и спросила, что съ нимъ?
— Я самый несчастный человѣкъ, — отвѣтилъ онъ, — такъ какъ вы не знаете, что это я подговорилъ гвардейцевъ и раздавалъ имъ деньги.
Мы подумали и не безъ основанія, что онъ сошелъ съ ума. Императрица весьма ловко отъ него избавилась, сказавъ ему, что знаетъ и цѣнитъ его заслуги и поручаетъ ему надзоръ за ювелирами, которымъ была заказана новая большая брилліантовая корона для коронаціи. Онъ всталъ на ноги въ полномъ восторгѣ и тотчасъ же оставилъ насъ, очевидно, торопясь сообщить великую новость своимъ друзьямъ. Мы смѣялись отъ всего сердца и я искренно удивлялась искусной выдумкѣ императрицы, избавившей ее отъ надоѣдливаго безумца.
Петербургскій дворъ былъ очень интересенъ въ это время. Появилось множество лицъ, выдвинутыхъ переворотомъ, и другихъ, возвращенныхъ изъ ссылки, куда они были отправлены еще во времена императрицы Анны, регентства Бирона и царствованія Елизаветы. Они были вызваны еще Петромъ III и возвращались постепенно изъ болѣе или менѣе отдаленныхъ мѣстъ, такъ что каждый день ихъ появлялось нѣсколько человѣкъ. Это были живыя иллюстраціи прежнихъ временъ, пріобрѣтшіе особенный интересъ пережитыми ими превратностями судьбы и знавшіе множество кабинетныхъ и дворцовыхъ тайнъ. Наконецъ вернулся и бывшій канцлеръ, знаменитый графъ Бестужевъ. Сама императрица представила насъ другъ другу и у нея вырвалась фраза, которую Орловы охотно, затушевали бы, если бы это была возможно:
