брать крѣпкія балки и выстроить изъ нихъ маленькій деревянный домъ, и слѣдующей весной поселилась въ немъ на восемь мѣсяцевъ. Я ассигновала на себя и на дѣтей всего 500 р. въ годъ, и благодаря моимъ сбереженіямъ и продажѣ серебра и драгоцѣнностей, къ моему крайнему удовольствію, всѣ долги были уплачены въ теченіе 5 лѣтъ. Еслибы мнѣ сказали до моего замужества, что я, воспитанная въ роскоши и расточительности, съумѣю въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ (несмотря на свой двадцатилѣтній возрастъ) лишать себя всего и носить самую скромную одежду, я бы этому не повѣрила; но подобно тому, какъ я была гувернанткой и сидѣлкой моихъ дѣтей, я хотѣла быть и хорошей управительницей ихъ имѣній и меня не пугали никакія лишенія.
На меня обрушилась еще одна непріятность. Моя свекровь, находя, что вслѣдствіе какой-то ошибки при совершеніи купчей на домъ, пріобрѣтенный покойнымъ ея мужемъ, она имѣетъ право располагать имъ по своему усмотрѣнію, подарила его своей внучкѣ, Глѣбовой, вслѣдствіе чего у меня не стало больше пристанища въ городѣ. Я не только не жаловалась на это, но рѣшила не произносить при моей свекрови слова «домъ» и только этой деликатностью отомстила ей за ущербъ, причиненный ею моимъ дѣтямъ. Я купила участокъ земли на той же улицѣ съ полуразрушеннымъ зданіемъ и выстроила себѣ на окраинѣ участка деревянный домъ, чтобы жить въ немъ въ ожиданіи времени, когда мнѣ представится возможность выстроить каменный. Три года спустя моя свекровь, которой понадобилось временно оставить, вслѣдствіе какихъ-то передѣлокъ, свои покои въ монастырѣ, куда она удалилась по смерти сына, не добилась разрѣшенія жить въ домѣ своего зятя Глѣбова и помѣстилась у меня, въ домѣ, смежномъ съ моимъ и очень выгодно кулленномъ мною въ предыдущемъ году.
Въ 1768 г. я тщетно просила разрѣшенія поѣхать за границу: я надѣялась, что перемѣна климата и путешествіе
