Страница:Иннокентий Анненский - Книга отражений, 1906.pdf/123

119 _ И добро, ЧТО творится человѣкомъ свободно, въ силу живого, дѣйствующаго въ немъ нравственнаго закона. — Съ этимъ ученіедіъ трудно разлучить два фантома: анархію и безбожіе, Въ религіи Толстого мѣсто Бога въ цриродѣ, въ самомъ дѣлѣ, не совсѣмъ опредѣлен- ное. Если Толстой не до пускаетъ посредника между человѣкомъ и его совѣстью, то на что-же ему то Высшее Существо, которое во мнѣ не нуждается, а я въ немъ нуждаюсь? Въ ученіи Толстого есть одно недоразухмѣніе, или, можетъ быть даже противорѣчіе, лишь иллюзорно при- крытое: это ученіе ждущее отъ людей смиренія, само основано на гордынѣ. Кто смѣетъ встать между мною и моей правдой? Богъ во мнѣ и нигдѣ болѣе. А вѣдь правъ не Познышевъ, не Анна Каренина, а правъ Акимъ, правы непротивленцы... Гм... непротивленцы. —Но вѣдь и тутъ вопросъ, тутъ новое раздвоеніе. Есть непротивленіе и непротивленіе. Акимъ, видите-ли, не мѣшаетъ своему сыну оставить Марину опозоренною, онъ оставляетъ и его самого гибнуть. Акимъ самое большое могъ сдѣ- лать вотъ что: онъ вышелъ изъ мерзкой избы пьянаго бахвала, ночью, на морозъ, верстъ за десять отъ дома,— чтобъ потомъ на минуту вернуться и крикнуть: опом- нись, Микишка, душа надобна... Толстому угодно было, чтобы слова эти не только не пропали, но» оказались властными: услышавъ отцовскій вопль, Никита при- казалъ тушить—и въ его чадную душу проникла скука, эта первая ласточка еще далекой весны, которая ждетъ Никиту гдѣ-нибудь въ тундрѣ. Но вѣдь слова Акима могли быть заглушены визгомъ гармоніи, Никита могъ- бы въ это время таскать свою бабу за косы... И очень... Но что-же изъ этого? Важно то, что непротивленіе не имѣетъ ничего, по

своей нравственной основѣ, общаго съ безразлцчіемъ.