сти проданной вещи. Останавливаясь довольно подробно[1] на отношениях, возникающих из поручительства, Гай позабыл о Веллеянском сенатском постановлении, которое запретило всем женщинам поручаться по каким-либо сделкам под страхам недействительности поруки. Точно также мы ничего не узнаем о Senatusconsultum Macedonianum, которое касалось безусловной ничтожности займов, совершаемых лицами, состоящими под отеческою властью. Упомянутые неточности в отделе об обязательствах не уничтожают однако богатства и ясности изложения Институций; они объясняются скорее тем обстоятельством, что наш юрист имел в виду указать только на основные юридические понятия, как на введение к гражданскому праву.
Наконец, четвертая книга Институций обнимает третий момент обобщения права у Гая — actio (IV. 1—114), который он понимает в материальном смысле, а не только в смысле forma agendi перед судьей. В этом отделе рассматриваются exceptiones (§ 115—137) и interdicta (§ 138—170), как самостоятельные части исков, и к ним присоединяется еще четвертая общая часть: poenae temere litigantium (§ 170—182), in jus vocatio и vadimonium (§ 183—87). Ясно, что Гай имел в виду изложение главных частей системы эдикта, оставляя в стороне специальные вопросы, как менее важные для первоначального обучения.
Таково в главных чертах содержание Институций Гая[2]. Система, принятая последним, оказала, по своей
- ↑ III. 115—127.
- ↑ О языке этого труда ср. Kalb, über die Latinität des Juristen Gajus в Wölfflin's Archiv f. lat. Lexikographie und Grammatik. p. 82—92 и Kalb, Roms Juristen nach ihrer Sprache dargestellt. 1890. p. 73—88: in seiner Sprache zeigt Gajus ungeschminkte Schlichtheit und ein entschiedenes Streben nach deutlicher Darstellnng (См. рецензию в Krit. Viertelj. f. Gesetzg. und Rechtsw. Neue Folge. XIV. Heft. 2. 1891). Студемунд обратил внимание филологов на отличный язык сочинений Гая в своем prooemium ad apographum codi-
