Страница:Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/142

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана

Оффиціальная статистика въ данномъ случаѣ имѣеть достоинство только частное, по отношенію къ изучаемой общественной средѣ, безъ отношенія ея ко всей массѣ населенія,—въ этихъ предѣлахъ мы ею и займемся. Словомъ, не опредѣляя ни общаго размѣра проституціонныхъ элементовъ въ столицѣ, ни степени развращенности всего населенія послѣдней, она, тѣмъ не менѣе, представляетъ довольно обширный и обстоятельный сводъ наблюденій для изученія класса профессіональныхъ проститутокъ, заклейменныхъ позорнымъ титуломъ «публичныхъ».

По способу промысла, проститутки раздѣляются, какъ мы упоминали, на три группы: живущихъ въ домахъ терпимости, «одиночекъ» и «бродячихъ развратнаго поведенія женщинъ». Эта классификація опредѣляетъ отчасти и существующее между этими тремя группами различіе въ положеніи моральномъ и матеріальномъ. Въ послѣднемъ отношеніи, безъ сомнѣнія, лучше всего поставлены «одиночки». Въ то время, какъ живущія въ домахъ терпимости находятся въ положеніи своего рода батрачекъ, безпощадно закабаленныхъ нравственно и матеріально хозяевами этихъ домовъ,—«одиночки», такъ сказать, работаютъ на самихъ себя и пользуются полной независимостью и свободой распоряжаться своимъ временемъ и самими собой.

Жизнь женщинъ, промышляющихъ въ публичныхъ домахъ, по истинѣ ужасна во всѣхъ отношеніяхъ. Въ гигіеническомъ, она какъ бы разсчитана на самое быстрое и безповоротное разстройство здоровья и преждевременную смерть этихъ жалкихъ созданій. Изо дня въ день безсонныя напролетъ ночи, постоянное бражничество, неестественный ходъ всей физической жизни организма, отупляющее однообразіе, скука и полная бездѣятельность существованія въ смрадныхъ стѣнахъ лупунаръ, въ которыхъ обитательницы ихъ становятся въ условія особаго рода затворницъ, подчиненныхъ тюремному ритуалу,—все это быстро разрушаетъ душевныя и физическія силы обреченныхъ на эту каторгу женщинъ, повергаетъ ихъ въ апатію и дѣлаетъ совершенно неспособными ни выйти изъ этой ужасной тины, ни начать новую, болѣе человѣчную жизнь. Впрочемъ, въ этомъ отупѣніи и одичаніи, въ этой скотоподобной жизни, среди шумныхъ и дикихъ, но холодныхъ и безстрастныхъ оргій, только и можно найти объясненіе возможности такого ужаснаго существованія. Вѣдь, у этихъ несчастныхъ нѣтъ будущаго,


Тот же текст в современной орфографии

Официальная статистика в данном случае имеет достоинство только частное, по отношению к изучаемой общественной среде, без отношения её ко всей массе населения, — в этих пределах мы ею и займемся. Словом, не определяя ни общего размера проституционных элементов в столице, ни степени развращенности всего населения последней, она, тем не менее, представляет довольно обширный и обстоятельный свод наблюдений для изучения класса профессиональных проституток, заклейменных позорным титулом «публичных».

По способу промысла, проститутки разделяются, как мы упоминали, на три группы: живущих в домах терпимости, «одиночек» и «бродячих развратного поведения женщин». Эта классификация определяет отчасти и существующее между этими тремя группами различие в положении моральном и материальном. В последнем отношении, без сомнения, лучше всего поставлены «одиночки». В то время, как живущие в домах терпимости находятся в положении своего рода батрачек, беспощадно закабаленных нравственно и материально хозяевами этих домов, — «одиночки», так сказать, работают на самих себя и пользуются полной независимостью и свободой распоряжаться своим временем и самими собой.

Жизнь женщин, промышляющих в публичных домах, поистине ужасна во всех отношениях. В гигиеническом, она как бы рассчитана на самое быстрое и бесповоротное расстройство здоровья и преждевременную смерть этих жалких созданий. Изо дня в день бессонные напролет ночи, постоянное бражничество, неестественный ход всей физической жизни организма, отупляющее однообразие, скука и полная бездеятельность существования в смрадных стенах лупунар, в которых обитательницы их становятся в условия особого рода затворниц, подчиненных тюремному ритуалу, — всё это быстро разрушает душевные и физические силы обреченных на эту каторгу женщин, повергает их в апатию и делает совершенно неспособными ни выйти из этой ужасной тины, ни начать новую, более человечную жизнь. Впрочем, в этом отупении и одичании, в этой скотоподобной жизни, среди шумных и диких, но холодных и бесстрастных оргий, только и можно найти объяснение возможности такого ужасного существования. Ведь, у этих несчастных нет будущего,