до 4 процентовъ и затѣмъ продолжалъ постоянно понижаться, пока весною 1852 г. не достигъ своего minimum’а, 2%. Одновременно съ этимъ пониженіемъ дисконта, курсъ бумагъ консолидированнаго государственнаго займа шелъ постоянно повышаясь, пока, наконецъ, съ 79 не поднялся снова al pari.
Кризисъ подѣйствовалъ подобно большому очистительному процессу. Не только спекулянты пали, но и все, что́ не стояло самымъ крѣпкимъ образомъ на своихъ ногахъ, было опрокинуто. Частные люди, не имѣвшіе непосредственнаго касательства къ торговлѣ, тоже нашлись вынужденными пріостановить свои платежи. Такъ, напримѣръ, одинъ графъ оказался несостоятельнымъ на 600,000 ф. ст. и уступилъ свои помѣстья своимъ кредиторамъ за годовую ренту въ 600 ф. ст. Были случаи самоубійства, и богатыя семейства впадали въ бѣдность. Не было недостатка и въ насмѣшкахъ надъ этимъ положеніемъ дѣлъ. „Пончъ“ изобразилъ кризисъ въ слѣдующей каррикатурѣ: Джонъ Буль, въ образѣ упитаннаго фермера старается пролѣзть сквозь щелочку въ заборѣ, слишкомъ узкую для его тучности. Онъ завязъ въ этихъ тискахъ, а между тѣмъ, близехонько за его спиною, стоитъ разъяренный быкъ съ дымящимися ноздрями — съ надписью „паника“. Джону Булю нельзя ни туда, ни сюда; между тѣмъ, передъ этимъ злополучнымъ человѣкомъ стоитъ сэръ Робертъ Пиль и ободряетъ его. Не торопитесь, любезнѣйшій сэръ, не торопитесь! Это лишь временное стѣсненіе. — О да, восклицаетъ Джонъ Буль, — вамъ хорошо говорить, сами-то вы во всякую норку съумѣете пролѣзть. — Въ другой каррикатурѣ, Пончъ, изображая нужду въ деньгахъ, представляетъ, что всѣ торговыя сношенія вернулись къ первобытному способу, къ обмѣну продуктовъ. Одна дама спрашиваетъ въ модномъ магазинѣ, что стоитъ локоть такой-то матеріи? — Полторы серебряныхъ ложки, отвѣчаетъ ей прикащикъ. — Дама обращается къ слугѣ: — Подай мою корзину со столовымъ серебромъ!
Этотъ кризисъ въ Англіи отозвался гораздо сильнѣе на остальной Европѣ, чѣмъ всѣ предшествующіе кризисы. Всѣ торговые центры европейскаго континента ощущали на себѣ потери, понесенныя англійской торговлей. Въ Парижѣ и въ Амстердамѣ, въ Бременѣ и въ Гамбургѣ, во Франкфуртѣ и въ Петербургѣ, въ Оффенбахѣ и въ Карльсруэ, — всюду происходили болѣе или менѣе значительныя банкротства. Въ Амстердамѣ палъ торговый домъ Брюинъ и Ко, самый крупный раффинаторъ сахара въ цѣломъ мірѣ. Но всего тяжелѣе отозвался кризисъ на Гамбургѣ, гдѣ, по газетнымъ отчетамъ, до 128 банкротствъ были заявлены коммерческому суду. Что касается лейпцигской ярмарки, то она, противъ ожиданія, прошла довольно удачно.
Одинъ любопытный эпизодъ повлекъ за собою паденіе фирмы Габеръ во Франфуртѣ и Карльсруэ. Домъ этотъ поддерживалъ своими средствами три наиболѣе крупныхъ фабричныхъ заведенія въ Баденѣ, — хлопчато-бумажную прядильню въ Этлингенѣ, машинную фабрику въ Карльсруэ и свекловичный саха-
до четырех процентов и затем продолжал постоянно понижаться, пока весною 1852 года не достиг своего минимума, два процента. Одновременно с этим понижением дисконта курс бумаг консолидированного государственного займа шел, постоянно повышаясь, пока наконец с семидесяти девяти не поднялся снова al pari.
Кризис подействовал подобно большому очистительному процессу. Не только спекулянты пали, но и все, что не стояло самым крепким образом на своих ногах, было опрокинуто. Частные люди, не имевшие непосредственного касательства к торговле, тоже нашлись вынужденными приостановить свои платежи. Так, например, один граф оказался несостоятельным на 600 000 фунтов стерлингов и уступил свои поместья своим кредиторам за годовую ренту в шестьсот фунтов стерлингов. Были случаи самоубийства, и богатые семейства впадали в бедность. Не было недостатка и в насмешках над этим положением дел. «Панч» изобразил кризис в следующей карикатуре: Джон Буль в образе упитанного фермера старается пролезть сквозь щелочку в заборе слишком узкую для его тучности. Он завяз в этих тисках, а между тем близехонько за его спиною стоит разъяренный бык с дымящимися ноздрями — с надписью «паника». Джону Булю нельзя ни туда, ни сюда; между тем перед этим злополучным человеком стоит сэр Роберт Пиль и ободряет его: «Не торопитесь, любезнейший сэр, не торопитесь! Это лишь временное стеснение». — «О да, — восклицает Джон Буль, — вам хорошо говорить, сами-то вы во всякую норку сумеете пролезть». В другой карикатуре Панч, изображая нужду в деньгах, представляет, что все торговые сношения вернулись к первобытному способу, к обмену продуктов. Одна дама спрашивает в модном магазине: «Что сто́ит локоть такой-то материи?» — «Полторы серебряных ложки», — отвечает ей приказчик. Дама обращается к слуге: «Подай мою корзину со столовым серебром!»
Этот кризис в Англии отозвался гораздо сильнее на остальной Европе, чем все предшествующие кризисы. Все торговые центры европейского континента ощущали на себе потери, понесенные английской торговлей. В Париже и в Амстердаме, в Бремене и в Гамбурге, во Франкфурте и в Петербурге, в Оффенбахе и в Карлсруэ — всюду происходили более или менее значительные банкротства. В Амстердаме пал торговый дом Брюин и Ко, самый крупный рафинатор сахара в целом мире. Но всего тяжелее отозвался кризис на Гамбурге, где, по газетным отчетам, до 128 банкротств были заявлены коммерческому суду. Что касается лейпцигской ярмарки, то она, против ожидания, прошла довольно удачно.
Один любопытный эпизод повлек за собою падение фирмы Габер во Франфурте и Карлсруэ. Дом этот поддерживал своими средствами три наиболее крупных фабричных заведения в Бадене: хлопчатобумажную прядильню в Эттлингене, машинную фабрику в Карлсруэ и свекловичный саха-
