росло въ самомъ Гамбургѣ. Вскорѣ никто уже болѣе не довѣрялъ торговой состоятельности своего сосѣда, всякій старался удержать у себя столько денегъ въ рукахъ, сколько могъ, чтобы, по крайней мѣрѣ, обезпечить себѣ возможность исполненія соихъ обязательствъ. Отсюда — полный застой торговли, полное отсутствіе какихъ бы то ни было коммерческихъ оборотовъ; между тѣмъ банкъ успѣлъ накопить себѣ запасъ серебра въ 45 милліоновъ марокъ. Что пользы было при этомъ въ складахъ, биткомъ набитыхъ товарами, когда никто не хотѣлъ покупать эти товары, или когда они продавались по цѣнамъ, все равно приводившимъ къ банкротству? Большинство товаровъ, цѣны которыхъ были доведены необузданностью спекуляціи до баснословной высоты, теперь подешевѣли на 30%; такимъ образомъ состояніе многихъ уменьшилось до того, что лицамъ этимъ едва оставалось чѣмъ расплатиться съ долгами даже въ томъ случаѣ, если они могли превратить свои товары въ чистое серебро. Крупные банкиры и банки должны были попридерживать свои деньги; иначе и они были бы вовлечены въ общее крушеніе и тогда все было потеряно.
„Всѣ усилія крупныхъ фирмъ, говоритъ „Times“, въ соединеніи съ усиліями правительства, не въ состояніи были оживить хоть сколько нибудь довѣріе. Склады товаровъ набиты биткомъ продуктами, не идущими съ рукъ, и векселя, акцептированные самыми почтенными фирмами, цѣнятся немногимъ дороже простой бумаги. Списки банкротствъ, получаемые нами изо дня въ день, такъ длинны и однообразны, что совсѣмъ не стоитъ и публиковать ихъ“.
Къ этому, въ заключеніе, присоединилось еще одно обстоятельство, ухудшавшее положеніе дѣлъ: заграничные дома, которые должны были высылать римессы гамбургскимъ фирмамъ, опасались посылать деньги, боясь, что въ случаѣ ихъ гамбургскій корреспондентъ въ этотъ промежутокъ времени обанкротится, имъ придется уплатить свой долгъ дважды. Такимъ образомъ гамбургцы не могли ожидать помощи даже отъ поступленія слѣдующихъ имъ платежей.
Гамбургъ въ эту пору представлялъ втеченіе 14 дней видъ города, осажденнаго непріятелемъ. На биржѣ составлялись предложенія на имя торговой палаты; торговая палата обращалась въ сенатъ, сенатъ подвергалъ эти предложенія на разсмотрѣніе приходскихъ собраній гражданъ, а приходскія собранія гражданъ снова отсылали эти предложенія на пересмотръ сената. Всюду шли ожесточенные споры; съ одной стороны слезно призывали на выручку государственную помощь, съ другой стороны (въ особенности политико-экономическимъ агитаторомъ Г. С. Герцомъ[1]) государственная помощь провозглашалась величайшимъ изъ золъ. Требовали то объявленія всеобщей отсрочки вексельныхъ платежей, то выпуска бумажныхъ денегъ на 40 милліоновъ марокъ, съ принудительнымъ курсомъ; требовали такихъ мѣръ, которыя по своей необычайности имѣли себѣ прецедентъ лишь въ мѣрахъ первой французской революціи,
- ↑ H. S. Hertz. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
росло в самом Гамбурге. Вскоре никто уже более не доверял торговой состоятельности своего соседа, всякий старался удержать у себя столько денег в руках, сколько мог, чтобы по крайней мере обеспечить себе возможность исполнения своих обязательств. Отсюда — полный застой торговли, полное отсутствие каких бы то ни было коммерческих оборотов; между тем банк успел накопить себе запас серебра в 45 миллионов марок. Что пользы было при этом в складах, битком набитых товарами, когда никто не хотел покупать эти товары, или когда они продавались по ценам, все равно приводившим к банкротству? Большинство товаров, цены которых были доведены необузданностью спекуляции до баснословной высоты, теперь подешевели на 30%; таким образом состояние многих уменьшилось до того, что лицам этим едва оставалось, чем расплатиться с долгами даже в том случае, если они могли превратить свои товары в чистое серебро. Крупные банкиры и банки должны были попридерживать свои деньги, иначе и они были бы вовлечены в общее крушение и тогда все было потеряно.
«Все усилия крупных фирм, — говорит „Times“, — в соединении с усилиями правительства не в состоянии были оживить хоть сколько-нибудь доверие. Склады товаров набиты битком продуктами, не идущими с рук, и векселя, акцептированные самыми почтенными фирмами, ценятся немногим дороже простой бумаги. Списки банкротств, получаемые нами изо дня в день, так длинны и однообразны, что совсем не стоит и публиковать их».
К этому, в заключение, присоединилось еще одно обстоятельство, ухудшавшее положение дел: заграничные дома, которые должны были высылать римессы гамбургским фирмам, опасались посылать деньги, боясь, что в случае их гамбургский корреспондент в этот промежуток времени обанкротится, им придется уплатить свой долг дважды. Таким образом, гамбуржцы не могли ожидать помощи даже от поступления следующих им платежей.
Гамбург в эту пору представлял в течение четырнадцати дней вид города, осажденного неприятелем. На бирже составлялись предложения на имя торговой палаты; торговая палата обращалась в сенат, сенат подвергал эти предложения на рассмотрение приходских собраний граждан, а приходские собрания граждан снова отсылали эти предложения на пересмотр сената. Всюду шли ожесточенные споры; с одной стороны слезно призывали на выручку государственную помощь, с другой стороны (в особенности политико-экономическим агитатором Г. С. Герцом[1]) государственная помощь провозглашалась величайшим из зол. Требовали то объявления всеобщей отсрочки вексельных платежей, то выпуска бумажных денег на 40 миллионов марок с принудительным курсом; требовали таких мер, которые по своей необычайности имели себе прецедент лишь в мерах первой французской революции,
- ↑ H. S. Hertz. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
