ликаго врага, цѣнность товаровъ, нагруженныхъ на корабли для отправки на европейскій континентъ, простиралась въ 1811 г. до 12 милліоновъ, то почему бы этой суммѣ не удвоиться въ 1814 г.? И она дѣйствительно удвоилась. Разсчеты, основанные на обыкновенномъ ходѣ торговли, были позабыты; крупные и мелкіе капиталисты въ Лондонѣ и въ второстепенныхъ портовыхъ городахъ грузили суда мануфактурными товарами и колоніальными продуктами и готовились нажить золотыя горы.“
Началась безумная спекуляція, основанная на разсчетахъ, которые далеко перецѣнивали дѣйствительно существующій на континентѣ спросъ на англійскія фабричныя произведенія и колоніальные товары.
Въ этомъ вскорѣ не замедлили убѣдиться всѣ негоціанты, занимавшіеся внѣшней торговлей. Какъ бы велика ни была потребность еввопейскихъ потребителей пріобрѣтать товары, остававшіеся такъ долго для нихъ недоступными, платежныя средства ихъ, все-таки, были очень ограничены. Что̀ могъ дать континентъ Англіи взамѣнъ ея кофе, ея сахара, ея бумажныхъ тканей и ея желѣзныхъ издѣлій? Отставъ отъ Англіи въ главнѣйшихъ отрасляхъ промышленности въ періодъ господства континентальной системы, онъ ничего не могъ предложить въ обмѣнъ, кромѣ своихъ сельско-хозяйственныхъ продуктовъ. Но именно этимъ-то послѣднимъ и былъ загражденъ доступъ въ Англію хлѣбными законами 1815 г. и высокими пошлинами на вино, спиртъ и т. п. продукты. Между тѣмъ, ничего иного европейское населеніе, истощенное продолжительными войнами, не имѣло въ своемъ распоряженіи. Такимъ образомъ, въ короткое время необузданная спекуляція завалила европейскій рынокъ англійскими товарами и до того сбила цѣны, что понесены были громадные убытки; среди благодѣяній мира, которыми только что было начинали наслаждаться, спекуляція создала положеніе, которое лордъ Брумъ характеризуетъ въ 1816 г. слѣдующими немногими, но мѣткими словами: „Мыльный пузырь лопнулъ, какъ лопнули его предшественники береговъ Миссиссипи и Южно-американскихъ морей. Англійскіе товары продавались въ Голландіи и на сѣверѣ Европы гораздо дешевле, чѣмъ въ Лондонѣ и Манчестерѣ; въ больпшнствѣ мѣстностей они лежали недвижною массою и совсѣмъ не находили покупщиковъ; въ результатѣ съ нихъ или ровно ничего не выручалось или единицы фунтовъ выручились тамъ, гдѣ были затрачены тысячи“.
Спекуляціи, направлявшіяся въ Сѣверную Америку, повлекли бы за собою безъ сомнѣнія, по введеніи хлѣбныкъ законовъ, тѣ же плачевные результаты, если бы Америка не была въ состояніи оплачивать англійскіе товары хлопкомъ, ввозъ котораго въ Англію шелъ въ постоянно возрастающей прогрессіи: въ 1813 г. его было ввезено на 50 мил. ф. ст., 1814 — на 53 мил., а въ 1815 — на 92 мил., въ 1816 — на 86 мил., въ 1817 — на 116 м., въ 1818 — на 162 мил. Усиленіе торговыхъ сношеній между этими двумя странами слѣдуетъ так-
ликого врага, ценность товаров, нагруженных на корабли для отправки на европейский континент, простиралась в 1811 году до двенадцати миллионов, то почему бы этой сумме не удвоиться в 1814 году? И она действительно удвоилась. Расчеты, основанные на обыкновенном ходе торговли, были позабыты; крупные и мелкие капиталисты в Лондоне и в второстепенных портовых городах грузили суда мануфактурными товарами и колониальными продуктами и готовились нажить золотые горы».
Началась безумная спекуляция, основанная на расчетах, которые далеко переоценивали действительно существующий на континенте спрос на английские фабричные произведения и колониальные товары.
В этом вскоре не замедлили убедиться все негоцианты, занимавшиеся внешней торговлей. Как бы велика ни была потребность европейских потребителей приобретать товары, остававшиеся так долго для них недоступными, платежные средства их все-таки были очень ограничены. Что мог дать континент Англии взамен ее кофе, ее сахара, ее бумажных тканей и ее железных изделий? Отстав от Англии в главнейших отраслях промышленности в период господства континентальной системы, он ничего не мог предложить в обмен, кроме своих сельскохозяйственных продуктов. Но именно этим-то последним и был загражден доступ в Англию хлебными законами 1815 года и высокими пошлинами на вино, спирт и тому подобные продукты. Между тем ничего иного европейское население, истощенное продолжительными войнами, не имело в своем распоряжении. Таким образом, в короткое время необузданная спекуляция завалила европейский рынок английскими товарами и до того сбила цены, что понесены были громадные убытки; среди благодеяний мира, которыми только что было начинали наслаждаться, спекуляция создала положение, которое лорд Брум характеризует в 1816 году следующими немногими, но меткими словами: «Мыльный пузырь лопнул, как лопнули его предшественники берегов Миссисипи и южно-американских морей. Английские товары продавались в Голландии и на севере Европы гораздо дешевле, чем в Лондоне и Манчестере; в большинстве местностей они лежали недвижною массою и совсем не находили покупщиков; в результате с них или ровно ничего не выручалось, или единицы фунтов выручились там, где были затрачены тысячи».
Спекуляции, направлявшиеся в Северную Америку, повлекли бы за собою, без сомнения, по введении хлебных законов те же плачевные результаты, если бы Америка не была в состоянии оплачивать английские товары хлопком, ввоз которого в Англию шел в постоянно возрастающей прогрессии: в 1813 году его было ввезено на 50 миллионов фунтов стерлингов, 1814 — на 53 миллиона, а в 1815 — на 92 миллиона, в 1816 — на 86 миллионов, в 1817 — на 116 миллионов, в 1818 — на 162 миллиона. Усиление торговых сношений между этими двумя странами следует так-
