кимь образомъ она должна быть усовершаема,—педагогія спрашиваетъ, какова она въ тебѣ, и ища отвѣта на свой вопросъ, поставляетъ воспитанника предъ зеркаломъ психологическихъ изслѣдованій. Правда, благотворно дѣйствуетъ и самъ психологъ, когда, озаряя сознаніемъ область внутренняго опыта и, разсматривая природу души вообще, онъ по временамъ принимаетъ роль педагога и, бросая свѣтъ въ мрачныя излучины обыденной жизни человѣка, представляетъ примѣры подведенія частныхъ явленій подъ общія психическія начала: но это не есть прямая его обязанность; это эпизоды въ наукѣ, или фигуры, оживляющія ландшафтъ.
Не смотря, впрочемъ, па очевидную необходимость психическаго основанія для успѣховъ самоусовершенія и для вѣрнаго понятія о самоусовершеніи, можно сказать безошибочно, что люди большею частію не только не слѣдуютъ этому основанію, но и не предполагаютъ его, а между тѣмъ стремятся усовершать себя и условія развитія нравственной своей природы видятъ въ жизни и наукѣ, будучи совершенно увѣрены, что только жизнь и наука могутъ облагородить и возвысить человѣка. Явно, что наше усовершеніе такимъ образомъ поставляется въ зависимость не отъ внутреннихъ требованій, а отъ внѣшнихъ наставленій и ограниченій; намъ предписывается усовершаться, можетъ быть не такъ, какъ мы должны по существу своей природы, а такъ, какъ хочетъ принятый обычай, направленіе общества, или духъ времени. Общество, время, науки, конечно, — авторитеты великіе: но на нихъ съ равнымъ правомъ опирались и Тамерланы, и Нероны, и Гегели, и Штраусы, и Махіавели, и Робеспьеры. Сколько во имя со-
