вутъ въ одиночку, рѣдко по два человѣка. Ловушки у нихъ расположены всегда по круговой тропѣ. Обыкновенно ихъ отъ 1500 до 3000 штукъ.
Работа китайца соболевщика очень тяжелая. Чуть свѣтъ онъ уже на ногахъ. Не смотря ни на какую погоду, онъ долженъ ежедневно ихъ осматривать. Съ маленькой котомкой за плечами онъ бѣжитъ по тропинкѣ и подходитъ только къ тѣмъ ловушкамъ, которыя упали. Быстро безъ проволочекъ собираетъ онъ свою добычу, налаживаетъ ловушку снова и снова бѣжитъ дальше. Уже совсѣмъ къ сумеркамъ китаецъ успѣваетъ пройти только половину дороги. Тутъ у него построенъ гдѣ нибудь маленькій балаганчикъ изъ дерева, корья и бересты. Переночевавъ у костра, на другой день съ разсвѣтомъ онъ проходитъ вторую половину дороги, вновь на бѣгу собираетъ добычу и только къ концу дня добирается до своей фанзы. А на завтра онъ опять уже на работѣ и опять осматриваетъ ловушки и такъ изо-дня въ день подрядъ въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ.
Съ уходомъ манзъ изъ тайги не всѣ соболиныя фанзочки пустуютъ. Нѣкоторые китайцы живутъ въ нихъ постоянно въ теченіе всей своей жизни. Это въ большинствѣ случаевъ одинокіе старики, давно уже пріѣхавшіе въ край и порвавшіе всякія связи со своей родиной. Дикая природа этихъ мѣстъ наложила на нихъ свою печать. Вѣчныя опасенія за свою участь и безочетный страхъ передъ этой огромной лѣсной пустыней, какъ будто подавляютъ ихъ — они утрачиваютъ человѣческій образъ и становятся дикарями. Живутъ эти китайцы въ самой ужасной, грубой, примитивной обстановкѣ и всѣ цѣли своего существованія сводятъ лишь къ тому, чтобы только найти себѣ хоть какое-нибудь пропитаніе. Здѣсь въ глухой тайгѣ они умираютъ одинокими такъ, что некому совершить надъ ними обрядъ погребенія.
Помню, въ 1903 году одинъ разъ съ шестнадцатью стрѣлками охотничьей команды я пробирался по мѣстности совершенно безлюдной. Послѣ 8 дней пути мы остановились бивакомъ въ самыхъ истокахъ р. Улахэ. На другой день утромъ я пошелъ на охоту. Отойдя отъ бивака версты четыре, я совершенно случайно натолкнулся на маленькую землянку-фанзочку, похожую на логовище звѣря. Фанзочка била пустая, но видно было, что въ ней еще живетъ человѣкъ. Я остался ждать. Минутъ черезъ 20 пришелъ хозяинъ. Это былъ глубокій старикъ, одѣтый въ рубище. Надо было видѣть его испугъ и удивленіе. Я его успокоилъ. Поохотившись въ окрестностяхъ, я пришелъ къ нему ночевать. Мы разговорились. Оказалось, что въ краю онъ живетъ 62 года и что здѣсь въ этой землянкѣ совершенно одинокимъ онъ прожилъ подрядъ уже 46 лѣтъ. За все это время онъ видѣлъ только двухъ китайцевъ. Другихъ людей онъ не видалъ. Одни и тѣ же они одинъ разъ въ году приходили къ нему съ вьючными конями, привозили буди, соль и кое-что изъ одежды, а взамѣнъ этого забирали у него ту пушнину (хорьковъ, бѣлокъ и случайнаго соболя), которыхъ онъ могъ поймать на своихъ 120 ловушкахъ. Питался этотъ старикъ только горстью чумизы и тою живностью, которую онъ добывалъ своимъ звѣроловствомъ. Вечеромъ старикъ заболѣлъ, онъ стоналъ и жаловался на грудь. Ночью два раза я затапливалъ его печь. Къ утру онъ немного успокоился и уснулъ. Когда совсѣмъ разсвѣло, я не хотѣлъ его будить, тихонько ушелъ и присоединился къ своему отряду.
Черезъ 38 дней случилось мнѣ возвращаться опять тою же дорогою. Я зашелъ въ землянку навѣстить своего новаго знакомаго. Старикъ лежалъ на нарахъ мертвымъ въ томъ положеніи, въ какомъ я оставилъ при своемъ уходѣ. Мы завалили дверь камнями и буреломомъ. Безъ малаго только черезъ полгода придутъ къ нему опять тѣ же два китайца и тогда похоронятъ его по своему обряду. Похоронятъ ли?…
Кому приходилось путешествовать по Южно-Уссурійскому краю, тотъ, вѣроятно, встрѣчалъ въ тайгѣ маленькіе юрточки или балаганы изъ коры гдѣ нибудь около тропки, вблизи ручья или рѣчки. Внимательный наблюдатель замѣтилъ бы, что сухая трава и береста положены такъ, чтобы ихъ не замочилъ дождь, а дрова наколоты людьми передъ самымъ уходомъ и прикрыты берестой. Эта забота о путникѣ. Всякій китаецъ охотникъ послѣ ночевки считаетъ своею обязанностью приготовить дрова и подстилку и для другого человѣка, которому случится идти тою же дорогой. Однажды на рѣкѣ Ли-фудзинѣ, на затескѣ дерева мы нашли надпись. Китаецъ проводникъ прочелъ мнѣ ее и сдѣлалъ переводъ: «Путникъ, если ты усталъ и голоденъ и у тебя нѣтъ запасовъ, иди по этой тропинкѣ, тутъ недалеко есть балаганъ. Особеннаго ничего въ немъ нѣтъ, но есть спички, соль и чумиза».
Только въ дикой безлюдной странѣ, гдѣ цѣлыми недѣлями можно идти и не встрѣтить жилья человѣческаго, гдѣ дѣйствительно можно погибнуть съ голода, у мѣстныхъ жителей видна трогательная забота о путникѣ. И странное дѣло, мои люди
