если не пришелъ, я проѣдусь съ вами докуда вамъ нужно, а оттуда пройдусь пѣшкомъ, чѣмъ въ гимназіи-то сидѣть. Хорошо?
— А почему вашъ батюшка долженъ не прійти?
— Онъ ужъ недѣлю болѣетъ.
— А, ну хорошо, спрашивай.
Черезъ минуту Ваня вышелъ и, обошедши извозчика, сѣлъ съ другой стороны, рядомъ съ Константиномъ Васильевичемъ:
— А Ларіонъ-то Дмитріевичъ будто предчувствовалъ, братъ, какіе мы на него планы строимъ, — уѣхалъ, да и не пріѣзжаетъ.
— Можетъ быть, онъ и пріѣхалъ.
— Тогда бы явился къ Аннѣ Николаевнѣ.
— Кто онъ такой, дядя Костя?
— Кто, кто такой?
— Ларіонъ Дмитріевичъ.
— Штрупъ — и больше ничего. Полуангличанинъ, богатый человѣкъ, нигдѣ не служитъ живетѣ хорошо, даже отлично, въ высшей степени образованный и начитанный человѣкъ, такъ что я даже не понимаю, чего онъ бываетъ у Казанскихъ?
— Вѣдь онъ не женатый, дядя?
— Даже совсѣмъ наоборотъ, и если Ната думаетъ, что онъ на нее прельстится, то жестоко ошибается; и вообще, я рѣшительно
если не пришел, я проедусь с вами докуда вам нужно, а оттуда пройдусь пешком, чем в гимназии-то сидеть. Хорошо?
— А почему ваш батюшка должен не прийти?
— Он уж неделю болеет.
— А, ну хорошо, спрашивай.
Через минуту Ваня вышел и, обошедши извозчика, сел с другой стороны, рядом с Константином Васильевичем:
— А Ларион-то Дмитриевич будто предчувствовал, брат, какие мы на него планы строим, — уехал, да и не приезжает.
— Может быть, он и приехал.
— Тогда бы явился к Анне Николаевне.
— Кто он такой, дядя Костя?
— Кто, кто такой?
— Ларион Дмитриевич.
— Штруп — и больше ничего. Полуангличанин, богатый человек, нигде не служит живете хорошо, даже отлично, в высшей степени образованный и начитанный человек, так что я даже не понимаю, чего он бывает у Казанских?
— Ведь он неженатый, дядя?
— Даже совсем наоборот, и если Ната думает, что он на нее прельстится, то жестоко ошибается; и вообще, я решительно
