щаться съ возможностью по человѣчеству умѣренностью. Буде же бы который изъ нихъ сталъ произносить что важное, но какъ сіе происходить будетъ отъ безумнаго, то онаго не слушать и въ доносъ о томъ не вступать, а только что произнесено будетъ репортовать воеводѣ“.
Условіем свободы отъ заключенія полагалось только рѣшительное оставленіе „сумасбродства“[1].
Вскорѣ вслѣд за этимъ въ Спасо-Евфиміевѣ монастырѣ устраивается особое, такъ называемое, „арестантское отдѣление“ или тюрьма. Цѣлый уголъ монастыря, въ которомъ помѣщалась эта тюрьма, отдѣляется особой массивной каменной стѣной и получаетъ названіе „крѣпости“. Въ то же время цѣль и назначеніе этой крѣпости быстро измѣняются: изъ мѣста содержанія безумныхъ колодниковъ она становится тюрьмой, въ которую ссылаются лица, чѣм-либо провинившіяся противъ церкви и религіи.
День и ночь крѣпость на замкѣ. Единственныя ворота, которыя ведутъ въ нее, всегда оберегаются часовыми солдатами. Безъ особаго разрѣшенія или, какъ говорятъ здѣсь, безъ благословенія отца архимандрита, который является въ то же время и комендантомъ крѣпости, никто не перешагнетъ за ея ворота.
Первые десять человѣкъ, попавшіе въ Суздальскій монастырь въ 1776 году, были слѣдующія лица: драгунъ Никаноръ Рагозинъ, отставной капитанъ Иванъ Нѣмчиновъ, прапорщикъ Коробковъ, фурьеръ Савва
- ↑ Тамъ же, стр. 72—73
