ны местные, вон идёт мое дитятко, вон идет моё милое, он несёт свою матушку на головке и на темечке!» За этими словами следует ответная речь последнего, являющаяся заключительным звеном стиховной цепи сказания: «О, родимый ты мой батюшка, царь Констинкин Самойлович! Не звоните в колокола благовестные, не служите вы молебны местные: поимейте вы, православные, перву неделю Великаго Поста. Кто поимеет первую неделю Beликаго Поста, того имя будет написано у самого Господа во животныих книгах!» («Кто поимеет отца и мать свою мою неделю первыю на первой неделе Поста Великаго, тот избавлен будет муки превечныя, наследник к небесному царствию!» — по записанному П. И. Якушкиным разносказу.) Славословящий конец гжатского-смоленского разносказа:
«Поем славу Федору,
Его слава вовек не минуется
И во веки веков, помилуй нас!»
Запечатленная народной памятью столь ярким отражением в песенных сказаниях слава св. Федора-Тирона близка сердцу народа-пахаря, перенесшего на этого угодника Божия многие черты излюбленных богатырей своей родной земли-кормилицы.
Вторая половина февраля-бокогрея не так богата сказаниями-поверьями столько же суеверной, сколько — словоохотливой, посельщины-деревенщины. После Федорова дня только и останавливается приметливый взгляд народа-сказателя, что на «Тимофееях-весновеях» (21-м февраля) да на «Прокопе-дорогорушителе» (27-м дне месяца). «Февральские Тимофеи — весновеи: как ни мети метелица — все весной повевает!», «Прокоп зимний (память — 22-го ноября) дорогу прокопает, Прокоп-перезимний дорогу рушит!» — говорит деревенский люд. В обычные годы кончает февральскую пору слывущий «капельником» св. Василий Исповедник (28-е число), а
