родила, никакая овца не ягнилась, сотворился тогда глад великий, стары люди золою питались, молодые травою паслися, глупы дети песок поедали»… Это время, по сказанию, предшествовало мысли, вспавшей на ум царю Константину. «Зачудился тогда Константин-царь», — гласит сказание, — «чтой-то будет за великое чудо? Спустя мало, царю на ум вспало. И беседует он кралю Мурат-бегу: — Ты гой еси, ты Мурат-бег краль! Поди-ка ты на Ситницу реку к краю, есть там жидовка-вдовица, та имеет одного дитя-младенца: Ой ты, жидовка-вдовица! Скажи-ка мне, где-то тут кресты Христовы? А не скажешь, жидовка-вдовица, возьму у тебя твоего дитя-младенца, между двух огней буду его жарить!.. Отвечала жидовка-вдовица: — Клянуся я Богом, Мурат-бег краль! В работницы здесь нанята я, поливать мне велику навозную кучу: растет ночью здесь трава смерделика, растет ночью, я полю наутро; денно-нощно сижу себе здесь я!.. Сказали ему царю Константину. Царь пустил тогда молодцов триста, видеть — что там за чудо велико? Не была то, не была трава смерделика: только был то Христов василек. И тогда стали молодцов триста, отрыли велику навозну кучу: была она, куча, очень маленька, в глубину была она триста сажень, в ширину была она полтораста… И нашли они креста Христовы»… Когда найдены-отрыты были «кресты Христовы», — тогда, во мгновение ока изменилась вся картина:
|
„Тогда солнце огревать нас стало, |
Дума пахаря-народа о хлебе насущном сказалась здесь едва ли не ярче, чем в каких бы то ни было других памятниках его песно-творчества. Эту думу спородила власть земли-кормилицы над его стихийной душою, порождавшей не только одних пахарей, но и богатырей.
Праздник Воздвиженья слывет «капустницами». «Смекай, ба-ба, про капусту: Вздвиженье пришло!» — говорят на посельской Руси: «Взриженье — капустницы, капусту рубить пора!», «То и рубить капусту, что со Вздвиженья!», «У доб-