рополит шествовал к заутрене в том же самом порядке, как и к вечерне — сопутствуемый отроками и халдеями. Заутреня служилась с особой торжественностью. Когда кончалась седьмая песнь канона, посвященная воспоминанию о трех отроках, ввергнутых в пещь Вавилонскую, запевался особый канон в честь Анании, Азарии и Мисаила, все ирмосы которого применялись к повествованию пророка Даниила. При исполнении седьмой песни этого канона, учитель отроческий выступал вперед, творил троекратные поклоны пред иконами и, обратившись к митрополиту, возглашал: «Благослови, владыко, отроков на уреченное место ставити!» Владыка благословлял его со словами: «Благословен Господь Бог наш, изволивый тако!» И тогда испрашивавший благословение подходил к отроком, перевязывал полотенцами и «предавал» их стоявшим в ожидании своей очереди начинать действо халдеям. Последние, взявшись за концы изображавших оковы «убрусов», шли — один впереди, другой позади отроков, которые держались друг за друга руками. Перед обставленной горящими свечами «пещью» (число подсвечников, окружавших последнюю, доходило до пятидесяти), один из халдеев произносил, указывая пальмовой веткою на пещь: — «Дети царевы! Видите ли пещь сию, очень горящу и весьма распаляему?» Другой халдей заканчивал обращение товарища словами: «Сия пещь уготована вам на мучение!» Тогда отрок, изображавший собою Ананию, отвечал: «Видим мы пещь сию и не ужасаемся ея; есть бо Бог наш на небесах. Ему мы служим, — Той силен изъята нас от пещи сия!» Отрок Азария добавлял: «И от рук ваших избавит нас!» Мисаил заканчивал ответ словами: «И сия пещь будет не нам на мучение, а вам на обличение». Вслед за этим ответом соборный протодиакон, став в царских вратах, зажигал «свечи отроческия» и отроки пели: «И потщимся на помощь!» Они приготовлялись к предстоящим мучениям. Протодиакон передавал свечи митрополиту, который и вручал их подступавшим к нему отрокам, благословляя их на муки. Учитель отроческий, еще перед получением ими благословения святительского, развязывал их. В это время происходил обмен слов между халдеями, звучавший — в противовес умилению, проникающему речи страдальцев-отроков — грубой резкостью. Этим как бы нарочно подчеркивалась разница между первыми и последними. «Товарищ!» — произносил один из мучителей — Чево? — отзывался другой. — «Это дети царевы?» — Царе-
