или «Тили-бом, тили-бом, загорелся козий дом…», еще слишком близко стоящих к «потешным» песенкам о сороке и коте-ворокоте, детвора малая, и прыгающая, и чирикающая по-воробьиному — очень скоро переходит к более осмысленным.
Всюду и везде, с первым проблеском яркого весеннего солнышка, с первыми проталинками после зимней стужи — можно увидеть-сначала у заваленок, а потом (когда потеплеет во дворе) посреди улицы и даже за околицею, кучку толкущихся на одном месте ребят — мал-мала меньше! — выкликивающих свой привет возвращающейся на Святую Русь красной весне — вроде: «Приди, весна, с радостью, с великою милостью!» и т. д., или: «Солнышко-ведрышко, выгляни в окошечко! Твои детки плачут, есть-пить просят»… И нет конца-края ребячьей радости, если — как раз после этого выкликания — солнышко начнет осыпать рыхлые, тающие снега стрелами своих веселящих душу, животворных лучей.
Подрастает детвора и — что ни год — все более и более свыкается со всем обиходом деревенского быта, все ближе становятся ей каждая тревога, каждая надежда пахаря. Дождя просит засеянная нива, а его — нет да нет. И вот льются-звенят звонкие голоса детские: «Ты, дождь, дождем поливай ведром на дедкину рожь, на бабкину полбу, на девкин лен, на мужичий овес, на ребячью кашу!» или:
|
«Дождик, дождик! Припусти! |
