она не надобна, ни брату, ни свату, ни товарищу»… Надумал он думу: «Как пойду-то я, добрый молодец, на конюший двор („на сине море“ — по иному разносказу), и куплю я, добрый молодец, нов тесов корабль („смоленой корабль о двенадцати гребцов, тонких парусов…“) посажу ль на него свою жену боярыню: Ты прости, прости, можена боярыня!» И вот, — продолжается песенный сказ: «коярабль побежал, как сокол полетел»… Одумался, вспокаялся добрый молодец: «Воротись ты, моя жена боярыня! Уж мы будем жить с тобой лучше прежняго!» Ответ жены в новгородском разносказе поется так: «Не кричи ты, муж, татарин злой! Нам не жить с тобой лучше прежняго!», в витебском: — «Не порой солнце светит, не по-летнему, не любить больше мне мужа все по-прежнему!»
Яркие противоположения между старостью и молодостью то и дело встречаются в песенном народном слове. Но едва ли не одно из самых ярких представляется в песне — «Пойду, млада, по Дунаю», занесенной И. П. Сахаровым в его песенное собрание. «Пойду, млада, по Дунаю; ой-люли погуляю!» — начинается эта песня: «Зайду, млада, во беседу; ой-люли, во смиренну! Во беседе сидит старый; ой-люли постылый! На коленях держит гусли; ой-люли, лубяные! На гуслицах струны; ой-люли, мочальныя! Старой в гусли заиграет; ой-люли, заиграет. Мое сердце ноет, ноет; ой-люли, завывает! Скоро ноги подломились; ой-люли, подломились! Белы руки опустились; ой-люли, опустились! Ясны очи потупились; ой-люли, потупились!..» Совсем иная картина открывается мысленному взору слушателя песни — из второй ее половины, посвященной молодости. «Пойду, млада, по Дунаю; ой-люли, погуляю!» «Зайду, млада, во беседу; ой-люли, во веселую! Во беседе сидит молодой; ой-люли, мой любезной! На коленях держит гусли; ой-люли, звончатые! На гуслицах струны; ой-люли, золотыя! Молодой в гусли заиграет; ой-люли, заиграет! Мое сердце радо, радо; ой-люли, взвеселилось! Скоры ноги расплясались; ой-люли, расплясались! Белы руки размахались; ой-люли, размахались! Очи ясны разгляделись; ой-люли, разгляделись!..» Эти две картины говорят сами за себя безо всяких пояснений.
Недаром говорится — «Старый ворон не каркнет мимо!» Долголетний жизненный опыт делает старых людей вещими. Смотря на жизнь просветленным взором сердца, вооруженные памятью — они, порою сами того не замечая, становятся — и не прибегая к колдовству-волхованью — знахарями. Каждый новый день, каждый шаг говорят им все