вести бѣсовскихъ дѣлъ, бѣсы перестаютъ давать свою обычную помощь и остаются при нихъ только на стражѣ души ихъ и ради выполненія существеннаго условія колдовства — передать послѣднее кому-либо изъ близкихъ къ колдуну лицъ. Чѣмъ скорѣе сдѣлано ото, тѣмъ скорѣе наступить и кончина колдуна, хотя предсмертныя муки ихъ и въ семъ случаѣ бываютъ выше обыкновенныхъ людскихъ. Но передать колдовство нелегко, тЬмъ болѣе, что, видя зазорную жизнь близкаго лица и зная источникъ ея, даже родныя дѣти уклоняются отъ родительскаго предложенія.
Лишеніе бѣсовской помощи, физическія терзанія бѣсовъ, при неустанномъ поминѣ о передачѣ колдовства, и угрызенія совѣсти за злодѣянія цѣлой жизни уже сразу ставятъ болѣзнь колдуна невыразимо тяжкою. Но, по мѣрѣ того, какъ длится болѣзнь, растетъ и тягость мукъ: больной мечется, старается уйти отъ страшныхъ образовъ, неестественно стонетъ и реветъ, проситъ доканать его; для утоленія, напр. нестерпимой жажды хватаетъ и несетъ въ ротъ горящую лучину, тогда-какъ при очевидномъ холодѣ молитъ о подачѣ льда, воды изъ проруби. Что же касается предсмертныхъ, по большей части, дикихъ рѣчей колдуна, то онѣ полны проклятій, грубой брани и цинизма.
По чувству человѣчности, окружающіе стараются оказать возможную помощь умирающему: помѣщаютъ его на срединѣ избяного пола, а на грудь кладутъ веревку, протягиваемую на дворъ чрезъ отворенную дверь, чтобы душѣ;удобно было выйти изъ тѣла; открываютъ дымовыя отдушины, просверливаютъ въ стѣнахъ и потолкѣ дырья, чтобы туда прошла несомая чертями душа колдуна, если только двери и окна назнаменованы мѣловыми крестами; ввиду же того, что душа колдуна рогата, и ей трудно выходить изъ тѣла, на печь привѣшиваютъ хомутъ со шлеями, чтобы черти могли запрячься и общими усиліями извлечь «рогатую душу». Разумѣется, послѣднее причиняетъ умирающему столь сильныя муки, что для передачи повѣсти о нихъ на человѣческомъ языкѣ нѣтъ и словъ.
