немъ, какъ лучи въ фокусѣ; онъ — бѣсовскій идеалъ. По внѣшнему облику, Люцыпыръ — сатанинскій исполинъ, съ крупными формами и выразительностію, которой страшатся даже подвластные ему бѣсы, вѣситъ столько, сколько всѣ нечистики, взятые вмѣстѣ. Какъ и слѣдуетъ ожидать, Люцыпыръ имѣетъ видимыя отличія своего достоинства — желѣзную корону, прибитую къ черепу проходящими насквозь гвоздями, и нѣчто въ родѣ желѣзныхъ вилъ въ правой, съ мощными когтями, лапѣ: осязательной боли отъ прибитой короны онъ не испытываетъ, но она не даетъ Люцыпыру возможности остановиться на свѣтлой мысли; не тяжелы вилы, но онъ не можетъ ни на минуту разстаться съ ними, потому что не можетъ раскрыть своей лапы… При каждомъ дыханіи Люцыпыръ выпускаетъ изъ ноздрей и пасти длинные пуки огненныхъ лучей, которые на далекое разстояніе жгутъ встрѣчные предметы.
Со времени своего паденія Люцыпыръ вольно пребывалъ въ мірѣ и тогда много терпѣлъ человѣкъ отъ него и слугъ его. Но вотъ уже нѣсколько вѣковъ этотъ первый человѣконенавистникъ запертъ въ мрачномъ аду, за двѣнадцатью дверями, за двѣнадцатью замками, прикованъ двѣнадцатью желѣзными цѣпями. Ни вопли, ни проклятія не могли доселѣ измѣнить его положенія, которое такъ и продлится до скончанія міра, съ чѣмъ вмѣстѣ погибнетъ Люцыпыръ со своими клевретами. Правда, по особому попущенію, отъ его неистовыхъ метаній и порывовъ ежемѣсячно разрушается одна дверь, разрывается одинъ замокъ и перегрызенная цѣпь; ещё немного — и Люцыпыръ готовъ уничтожить послѣднія преграды, сорваться съ мѣста и очутиться на вольномъ свѣтѣ, который онъ ужъ злобно созерцаетъ. Но въ это именно время раздается полночный (Пасхальный) звонъ — и разрушенныя двери, замки и цѣпи снова принимаютъ цѣлостный видъ, мрачный адъ становится ещё мрачнѣе. Тогда, въ изнеможеніи отъ безсильной злобы, гордый властелинъ зла падаетъ ничкомъ и остается неподвижнымъ вплоть до Вознесенія, послѣ чего онъ снова принимается за свою вѣковую работу — грызетъ, мечется, вопитъ.
