что без домового обойтись нельзя и что он не всегда обнаружит свое пребывание в доме, предусмотрительный хозяин старается призвать его. Призыв происходит в Пасхальную полночь, когда семьяне в церкви, приблизительно так: «выба́чь (извини), дѣ́дька (или браток) за турбацию (тревогу), али́ тольки приди ко мне ни зе́лен, як листина, ни синь, як волна на воде, ни понур, як вовк; приди такей, як я сам!» Явится двойник зовущего — человек того же роста, склада и в тождественной одежде, который прежде всего обусловливает тайну свидания: ни на яву, ни во сне, ни отцу, ни матери, ни на исповеди зовущий не должен выдавать этой тайны, под опасением, что домовой не только прекратит посылку добра, но и сожжет дом, которому будет благодетельствовать. Иные домовики обусловливают, что их гнев и месть продлятся до четвертого хозяйского поколения; все же они мстят вероломному хозяину, почему-либо отступившемуся от них, да и за всяческое оскорбление от домашних гневаются и взыскивают не с обидчика, а с хозяина.
Как очевидно, призыв домового налагает довольно тяжкие обязательства; посему, гораздо лучше не прибегать к призыву и, для успокоения себя, наблюдать, есть он в доме, или нет, а это можно определить по домашним благополучиям и неблагополучиям. Да и не во всякий дом войдет призываемый домовик, хотя и потребует выполнения упомянутых условий, а только в тот, который пришелся ему по праву и вкусу, — что сказывается, напр., при переходе хозяев в новый дом: как бы ни склоняли его к переходу, он остается в старом доме, пока тот не разрушится, и тогда перемещается в избранный, к новым хозяевам, но не родственным прежнему, всё время негодуя на оставивших его сожителей и мстя им. При обратном положении дела, домовой — благодетельный слуга дома, которому достаточно лишь высказать вслух свои желания, но без свидетелей. Тогда он проявляет необыкновенную деятельность и чуть не ежечасно просит работы, — что, повиди-
