совершенно таким, каким видел и в первый раз. Остается ли в доме достойный заместитель умирающего хозяина, или нет, домовой не выразит скорби, не перестанет благодетельствовать до тех пор, пока к нему будут сохраняться начатые отношения; но если в управление домом вступила женщина, и оно затягивается, домовой ослабляет свою благодетельную деятельность, а нередко и совершенно прекращает её, оставаясь лишь свидетелем упадка благополучии дома.
Сношение с домовым не считается преступным в той мере, как сношение с другими нечистиками, и получаемое при содействии его добро не идет прахом. Однако же, это сношение оттеняет человека: он становится задумчивым, молчаливым, или говорит кратко, больше рифмою, — тем бестолковее, чем глубже сношение, — уединяется и кончает, или сумасшествием, или самоубийством.
Домовой «от чертей отстал — и к людям не пристал» (или наоборот: от людей отстал — и к чертям не пристал): он живет по старине незапамятной, мыслит и смотрит на всё так, как это было в момент превращения; то же наследуют и его сыновья. Посему домовой не уживается с новшествами, а ютится и благодетельствует там, где живут проще, постарине.
Сколько времени живут домовые — никому неизвестно, хотя всякий знает, что единственная гибель их от громовых ударов возможна тогда, когда сам он, в сем случае весьма осторожный, почему-либо сплошал. Как и все нечистики, пораженный домовой обращается в прах, при чём даже дети не собираются оплакивать отца.
XII. ХЛЕВНИКИ́
Многие не отделяют домового от хлевника, считая, что в доме и в хлеву действует один и тот же домовой,
