Чтобъ устали отъ словъ «награда», «возмездіе», «наказаніе», «месть въ справедливости» —
Чтобъ устали говорить: «такой-то поступокъ хорошъ, ибо онъ безкорыстенъ».
Ахъ, друзья мои! Пусть ваше Само отразится въ поступкахъ, какъ мать отражается въ ребенкѣ: таково должно быть ваше слово о добродѣтели!
Поистинѣ, я отнялъ у васъ сотню словъ и самыя дорогія погремушки вашей добродѣтели; и теперь вы сердитесь на меня, какъ сердятся дѣти.
Они играли у моря, — вдругъ пришла волна и смыла у нихъ въ пучину ихъ игрушку: теперь плачутъ они.
Но та же волна должна принести имъ новыя игрушки и разсыпать передъ ними новыя пестрыя раковины!
Такъ будутъ они утѣшены; и подобно имъ, и вы, друзья мои, получите свое утѣшеніе — и новыя пестрыя раковины!»
Такъ говорилъ Заратустра.
«Жизнь есть источникъ радости; но всюду, гдѣ пьетъ толпа, всѣ родники бываютъ отравлены.
Все чистое люблю я; но я не могу видѣть мордъ съ оскаленными зубами и жажду нечистыхъ.
Они бросали свой взоръ въ глубь родника; и вотъ мнѣ свѣтится изъ родника ихъ противная улыбка.
Чтоб устали от слов «награда», «возмездие», «наказание», «месть в справедливости» —
Чтоб устали говорить: «такой-то поступок хорош, ибо он бескорыстен».
Ах, друзья мои! Пусть ваше Само отразится в поступках, как мать отражается в ребенке: таково должно быть ваше слово о добродетели!
Поистине, я отнял у вас сотню слов и самые дорогия погремушки вашей добродетели; и теперь вы сердитесь на меня, как сердятся дети.
Они играли у моря, — вдруг пришла волна и смыла у них в пучину их игрушку: теперь плачут они.
Но та же волна должна принести им новые игрушки и рассыпать перед ними новые пестрые раковины!
Так будут они утешены; и подобно им, и вы, друзья мои, получите свое утешение — и новые пестрые раковины!»
Так говорил Заратустра.
«Жизнь есть источник радости; но всюду, где пьет толпа, все родники бывают отравлены.
Всё чистое люблю я; но я не могу видеть морд с оскаленными зубами и жажду нечистых.
Они бросали свой взор в глубь родника; и вот мне светится из родника их противная улыбка.