Чтобы извѣдать эту тайну, перешелъ я море: и я увидѣлъ истину нагою, поистинѣ! нагою съ головы до ногъ.
Теперь я знаю, что это за огненный песъ; а также всѣ бѣсы изверженія и возмущенія, которыхъ боятся не однѣ только старыя бабы.
«Выходи, огненный песъ, изъ своей бездны! кричалъ я, и сознайся, какъ глубока эта глубина! Откуда берется то, что ты изрыгаешь вверхъ?
Ты пьешь обильно у моря: это видно по соли твоего краснорѣчія! Поистинѣ, для пса изъ бездны, берешь ты слишкомъ много пищи съ поверхности!
Самое большее, я считаю тебя чревовѣщателемъ земли: и всякій разъ, когда я слышалъ рѣчи бѣсовъ возмущенія и изверженія, находилъ я ихъ похожими на тебя: съ твоей же солью, ложью и плоскостью.
Вы умѣете рычать и засыпать пепломъ: Вы большіе хвастуны и хорошо изучили искусство подогрѣвать тину.
Гдѣ вы, тамъ непремѣнно должна быть по близости тина и много похожаго на губку, ноздреватаго и защемленнаго: все это хочетъ на свободу.
«Свобода» вопите вы всѣ особенно охотно: но я разучился вѣрить въ «великія событія», коль скоро вокругъ нихъ много шума и дыма.
И повѣрь мнѣ, шумъ ада! Величайшія событія — это не наши самые шумные, а наши самые тихіе часы.
Не вокругъ изобрѣтателей новаго шума: вокругъ изобрѣтателей новыхъ цѣнностей вращается міръ; неслышно вращается онъ.
И сознайся только! Мало оказывалось всегда совершившагося, когда твой шумъ и дымъ разсѣивались.
Чтобы изведать эту тайну, перешел я море: и я увидел истину нагою, поистине! нагою с головы до ног.
Теперь я знаю, что это за огненный пес; а также все бесы извержения и возмущения, которых боятся не одни только старые бабы.
«Выходи, огненный пес, из своей бездны! кричал я, и сознайся, как глубока эта глубина! Откуда берется то, что ты изрыгаешь вверх?
Ты пьешь обильно у моря: это видно по соли твоего красноречия! Поистине, для пса из бездны, берешь ты слишком много пищи с поверхности!
Самое большее, я считаю тебя чревовещателем земли: и всякий раз, когда я слышал речи бесов возмущения и извержения, находил я их похожими на тебя: с твоей же солью, ложью и плоскостью.
Вы умеете рычать и засыпать пеплом: Вы большие хвастуны и хорошо изучили искусство подогревать тину.
Где вы, там непременно должна быть поблизости тина и много похожего на губку, ноздреватого и защемленного: всё это хочет на свободу.
«Свобода» вопите вы все особенно охотно: но я разучился верить в «великие события», коль скоро вокруг них много шума и дыма.
И поверь мне, шум ада! Величайшие события — это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы.
Не вокруг изобретателей нового шума: вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир; неслышно вращается он.
И сознайся только! Мало оказывалось всегда совершившегося, когда твой шум и дым рассеивались.
