Наконецъ онъ умолкъ, и уменьшилось его пыхтѣніе; но какъ только онъ умолкъ, сказалъ я со смѣхомъ:
«Ты сердишься, огненный песъ: значить, я правъ относительно тебя!
И чтобъ оставался я правымъ, послушай о другомъ огненномъ псѣ: онъ говорить дѣйствительно изъ сердца земли.
Дыханіе его изъ золота и золотого дождя: такъ хочетъ сердце его. Что ему до пепла, дыма и горячей пѣны!
Смѣхъ вылетаетъ изъ него, какъ пестрыя тучки; противны ему твое бурчанье, твое плаванье и истерзанный внутренности твои!
Но золото и смѣхъ — беретъ онъ изъ сердца земли, ибо, чтобъ зналъ ты наконецъ, — сердце земли изъ золота».
Когда услышалъ это огненный песъ, онъ не выдержалъ, чтобъ дослушать меня. Пристыженный, поджалъ онъ свой хвостъ, трусливо проговорилъ: вау, вау! и уползъ внизъ въ свою пещеру».
Такъ разсказывалъ Заратустра. Но ученики его едва слушали его: такъ велико было ихъ желаніе расказать ему о корабельщикахъ, кроликахъ и о летающемъ человѣкѣ.
«Что мнѣ думать объ этомъ! сказалъ Заратустра. Развѣ я призракъ?
Но вѣроятно, это была моя тѣнь. Вы, должно быть, кое-что уже слышали о странникѣ и тѣни его?
Несомнѣнно одно: нужно, чтобъ я держалъ ее крѣпче, — иначе, она еще испортитъ мою славу».
И еще разъ Заратустра покачалъ головой и дивился. «Что мнѣ думать объ этомъ!» повторилъ онъ.
Наконец он умолк, и уменьшилось его пыхтение; но как только он умолк, сказал я со смехом:
«Ты сердишься, огненный пес: значить, я прав относительно тебя!
И чтоб оставался я правым, послушай о другом огненном псе: он говорить действительно из сердца земли.
Дыхание его из золота и золотого дождя: так хочет сердце его. Что ему до пепла, дыма и горячей пены!
Смех вылетает из него, как пестрые тучки; противны ему твое бурчанье, твое плаванье и истерзанный внутренности твои!
Но золото и смех — берет он из сердца земли, ибо, чтоб знал ты наконец, — сердце земли из золота».
Когда услышал это огненный пес, он не выдержал, чтоб дослушать меня. Пристыженный, поджал он свой хвост, трусливо проговорил: вау, вау! и уполз вниз в свою пещеру».
Так рассказывал Заратустра. Но ученики его едва слушали его: так велико было их желание расказать ему о корабельщиках, кроликах и о летающем человеке.
«Что мне думать об этом! сказал Заратустра. Разве я призрак?
Но вероятно, это была моя тень. Вы, должно быть, кое-что уже слышали о страннике и тени его?
Несомненно одно: нужно, чтоб я держал ее крепче, — иначе, она еще испортит мою славу».
И еще раз Заратустра покачал головой и дивился. «Что мне думать об этом!» повторил он.