«Почему же кричалъ призракъ: «пора! Давно пора!» Почему же — давно пора?»
Такъ говорилъ Заратустра.
«— и я видѣлъ, наступило великое уныніе среди людей. Лучшіе устали отъ своихъ дѣлъ.
Объявилось ученіе, и рядомъ съ нимъ шла вѣра въ него: «Все пусто, все равно, все уже было!»
И эхо вторило со всѣхъ холмовъ: «Все пусто, все равно, все уже было!»
Правда, собрали мы жатву! но почему же сгнили и почернѣли наши плоды? Что упало съ злого мѣсяца въ послѣднюю ночь?
Напрасенъ былъ всякій трудъ, въ отраву обратилось наше вино, дурной глазъ спалилъ наши поля и наши сердца.
Всѣ мы изсохли; и, еслибъ огонь упалъ на насъ, мы бы разсыпались, какъ пепелъ: — но даже огонь утомили мы.
Всѣ источники изсякли, и даже море отступило назадъ. Земля хочетъ треснуть, но бездна не хочетъ поглотить!
«Ахъ, есть ли еще море, гдѣ бы можно было утонуть»: такъ раздается наша жалоба — надъ плоскими болотами.
Поистинѣ, мы уже слишкомъ устали, чтобъ умереть, и мы еще бодрствуемъ и продолжаемъ жить — въ склепахъ!»
«Почему же кричал призрак: «пора! Давно пора!» Почему же — давно пора?»
Так говорил Заратустра.
«— и я видел, наступило великое уныние среди людей. Лучшие устали от своих дел.
Объявилось учение, и рядом с ним шла вера в него: «Всё пусто, всё равно, всё уже было!»
И эхо вторило со всех холмов: «Всё пусто, всё равно, всё уже было!»
Правда, собрали мы жатву! но почему же сгнили и почернели наши плоды? Что упало с злого месяца в последнюю ночь?
Напрасен был всякий труд, в отраву обратилось наше вино, дурной глаз спалил наши поля и наши сердца.
Все мы иссохли; и, если б огонь упал на нас, мы бы рассыпались, как пепел: — но даже огонь утомили мы.
Все источники иссякли, и даже море отступило назад. Земля хочет треснуть, но бездна не хочет поглотить!
«Ах, есть ли еще море, где бы можно было утонуть»: так раздается наша жалоба — над плоскими болотами.
Поистине, мы уже слишком устали, чтоб умереть, и мы еще бодрствуем и продолжаем жить — в склепах!"
