Многихъ умныхъ встрѣчалъ я: они закрывали покрываломъ свое лицо и мутили свою воду, чтобъ никто не могъ насквозь видѣть ихъ.
Но именно къ нимъ обращались болѣе умные изъ среды недовѣрчивыхъ и ищущихъ разгадокъ: именно у нихъ вылавливали они наиболѣе припрятанную рыбу ихъ!
Но умы свѣтлые, смѣлые и прозрачные — они, по моему, самые хитрые изъ всѣхъ молчаливыхъ: такъ глубока основа ихъ, что даже самая прозрачная вода — не выдаетъ ея.
Ты, молчаливое зимнее небо съ снѣжной бородой, ты, раскинутый бѣлый покровъ надо мною! О, ты небесный символъ моей души и ея радости!
И развѣ не долженъ я прятаться, какъ проглотившій золото, — чтобъ не распластали мою душу?
Развѣ не долженъ я пользоваться ходулями, чтобъ не замѣтили моихъ длинныхъ ногъ, — всѣ эти мрачные завистники, окружающее меня?
Эти удушливыя, тепличныя, изношенныя, отцвѣтшія, истосковавшіяся души — какъ могла бы ихъ зависть выносить мое счастье!
Поэтому я показываю, имъ только зиму и ледъ на моихъ вершинахъ — и не показываю, что моя гора окружена также всѣми солнечными поясами!
Они слышатъ только свистъ моихъ зимнихъ бурь: и не слышатъ, что ношусь я также по теплымъ морямъ, какъ страстные, тяжелые, горячіе южные вѣтры.
Они сожалѣютъ также о моихъ несчастьяхъ и случайностяхъ: — но мое слово гласить: «предоставьте случаю идти ко мнѣ: невиненъ онъ, какъ малое дитя!»
Какъ могли бы они выносить мое счастье, еслибъ я не наложилъ несчастій, зимней стужи, шапокъ изъ бѣлаго медвѣдя и покрововъ и снѣжнаго неба на мое счастье!
Многих умных встречал я: они закрывали покрывалом свое лицо и мутили свою воду, чтоб никто не мог насквозь видеть их.
Но именно к ним обращались более умные из среды недоверчивых и ищущих разгадок: именно у них вылавливали они наиболее припрятанную рыбу их!
Но умы светлые, смелые и прозрачные — они, по моему, самые хитрые из всех молчаливых: так глубока основа их, что даже самая прозрачная вода — не выдает её.
Ты, молчаливое зимнее небо с снежной бородой, ты, раскинутый белый покров надо мною! О, ты небесный символ моей души и её радости!
И разве не должен я прятаться, как проглотивший золото, — чтоб не распластали мою душу?
Разве не должен я пользоваться ходулями, чтоб не заметили моих длинных ног, — все эти мрачные завистники, окружающее меня?
Эти удушливые, тепличные, изношенные, отцветшие, истосковавшиеся души — как могла бы их зависть выносить мое счастье!
Поэтому я показываю, им только зиму и лед на моих вершинах — и не показываю, что моя гора окружена также всеми солнечными поясами!
Они слышат только свист моих зимних бурь: и не слышат, что ношусь я также по теплым морям, как страстные, тяжелые, горячие южные ветры.
Они сожалеют также о моих несчастьях и случайностях: — но мое слово гласить: «предоставьте случаю идти ко мне: невинен он, как малое дитя!»
Как могли бы они выносить мое счастье, если б я не наложил несчастий, зимней стужи, шапок из белого медведя и покровов и снежного неба на мое счастье!
