Смотри, мы знаемъ, чему ты учишь: что всѣ вещи вѣчно возвращаются и мы сами вмѣстѣ съ ними, и что мы уже сущѣствовали безконечное число разъ и всѣ вещи вмѣстѣ съ нами.
Ты учишь, что существуетъ великій годъ становленія, чудовищно великій годъ: онъ долженъ, подобно песочнымъ часамъ, вѣчно сызнова поворачиваться, чтобъ течь сызнова и опять становиться пустымъ:
— такъ что всѣ эти годы похожи сами на себя въ большомъ и маломъ, — такъ что и мы сами, въ каждый великій годъ, похожи сами на себя, въ большомъ и маломъ.
И еслибъ ты захотѣлъ умереть теперь, о, Заратустра: смотри, мы знаемъ также, что сталъ бы ты тогда говорить къ самому себѣ: — но звѣри твои просятъ тебя не умирать еще.
Ты сталъ бы говорить безтрепетно, вздохнувъ нѣсколько разъ отъ блаженства: ибо великая тяжесть и уныніе были бы сняты съ тебя, о, самый терпѣливый!
«Теперь я умираю и исчезаю, сказалъ бы ты, и черезъ мгновеніе я буду ничѣмъ. Души также смертны, какъ и тѣла.
Но связь причинности, въ которую вплетенъ я, опять возвратится, — она опять создастъ меня! Я самъ принадлежу къ причинамъ вѣчнаго возвращенія.
Я снова возвращусь съ этимъ солнцемъ, съ этой землею, съ этимъ орломъ, съ этой змѣею — ни къ новой жизни, ни къ лучшей жизни, ни къ жизни, похожей на прежнюю:
— я буду вѣчно возвращаться къ той же самой жизни, въ большомъ и маломъ, чтобъ снова учить о вѣчномъ возвращеніи всѣхъ вещей, —
Смотри, мы знаем, чему ты учишь: что все вещи вечно возвращаются и мы сами вместе с ними, и что мы уже существовали бесконечное число раз и все вещи вместе с нами.
Ты учишь, что существует великий год становления, чудовищно великий год: он должен, подобно песочным часам, вечно сызнова поворачиваться, чтоб течь сызнова и опять становиться пустым:
— так что все эти годы похожи сами на себя в большом и малом, — так что и мы сами, в каждый великий год, похожи сами на себя, в большом и малом.
И если б ты захотел умереть теперь, о, Заратустра: смотри, мы знаем также, что стал бы ты тогда говорить к самому себе: — но звери твои просят тебя не умирать еще.
Ты стал бы говорить бестрепетно, вздохнув несколько раз от блаженства: ибо великая тяжесть и уныние были бы сняты с тебя, о, самый терпеливый!
«Теперь я умираю и исчезаю, сказал бы ты, и через мгновение я буду ничем. Души также смертны, как и тела.
Но связь причинности, в которую вплетен я, опять возвратится, — она опять создаст меня! Я сам принадлежу к причинам вечного возвращения.
Я снова возвращусь с этим солнцем, с этой землею, с этим орлом, с этой змеею — ни к новой жизни, ни к лучшей жизни, ни к жизни, похожей на прежнюю:
— я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтоб снова учить о вечном возвращении всех вещей, —
