Ибо судьба моя даетъ мнѣ время: не забыла ли онѣ меня? Или сидитъ она за большимъ камнемъ въ тѣни и ловитъ мухъ?
И поистинѣ, я благодаренъ вѣчной судьбѣ моей, что она не гонитъ, не давитъ меня и даетъ мнѣ время для шутокъ и злобы: такъ что сегодня для рыбной ловли поднялся я на эту высокую гору:
Ловилъ ли когда-нибудь человѣкъ рыбъ на высокихъ горахъ? И пусть даже будетъ безуміемъ то, чего я хочу здѣсь наверху и что дѣлаю: все таки это лучше, чѣмъ еслибъ сталъ я тамъ внизу торжественнымъ, зеленымъ и желтымъ отъ ожиданія —
— гнѣвно надутымъ отъ ожиданія, какъ завываніе священной бури, несущейся съ горъ, какъ нетерпѣливецъ, которыя кричитъ въ долины: «Слушайте, шли я ударю вѣсъ бичемъ божіимъ!»
Не потому, чтобъ я сердился на этихъ негодующихъ: они хороши лишь для того, чтобы мнѣ посмѣяться надъ ними! Я понимаю, что не терпѣливы они, эти большіе шумящіе бараны, которымъ принадлежитъ слово сегодня, шли никогда!
Но я и судьбѣ моя — мы не говоримъ къ «сегодня», мы не говоримъ также къ «никогда»: у насъ есть терпѣнье, чтобъ говорить, и время и даже слишкомъ много времени. Ибо нѣкогда онъ долженъ же прійти и не можетъ не прійти.
Кто же долженъ нѣкогда прійти и не можетъ не прійти? Нашъ великій случая, наше великое, далекое Царство Человѣка, царство Заратустры, которое продолжится тысячу лѣтъ.
Далека ли еще эта даль? что мнѣ до этого! Она отъ того не менѣе твердо стоить для меня, — обѣими ногами крѣпко стою я на этой почвѣ,
Ибо судьба моя дает мне время: не забыла ли они меня? Или сидит она за большим камнем в тени и ловит мух?
И поистине, я благодарен вечной судьбе моей, что она не гонит, не давит меня и дает мне время для шуток и злобы: так что сегодня для рыбной ловли поднялся я на эту высокую гору:
Ловил ли когда-нибудь человек рыб на высоких горах? И пусть даже будет безумием то, чего я хочу здесь наверху и что делаю: всё-таки это лучше, чем если б стал я там внизу торжественным, зеленым и желтым от ожидания —
— гневно надутым от ожидания, как завывание священной бури, несущейся с гор, как нетерпеливец, которые кричит в долины: «Слушайте, шли я ударю вес бичем божиим!»
Не потому, чтоб я сердился на этих негодующих: они хороши лишь для того, чтобы мне посмеяться над ними! Я понимаю, что не терпеливы они, эти большие шумящие бараны, которым принадлежит слово сегодня, шли никогда!
Но я и судьбе моя — мы не говорим к «сегодня», мы не говорим также к «никогда»: у нас есть терпенье, чтоб говорить, и время и даже слишком много времени. Ибо некогда он должен же прийти и не может не прийти.
Кто же должен некогда прийти и не может не прийти? Наш великий случая, наше великое, далекое Царство Человека, царство Заратустры, которое продолжится тысячу лет.
Далека ли еще эта даль? что мне до этого! Она от того не менее твердо стоить для меня, — обеими ногами крепко стою я на этой почве,
