мона съ язвительной улыбкой его; такъ что мы боялись тебя.
Но развѣ это помогло! Ты продолжалъ проникать въ уши и сердца наши своими изреченіями. Тогда сказали мы наконецъ: что намъ до того, какъ онъ вы глядитъ!
Мы должны его слышать, его, который учитъ: «любите миръ, какъ средство къ новымъ войнамъ, и короткій миръ больше, чѣмъ долгій!»
Никто не произносилъ еще такихъ воинственныхъ словъ: «Что хорошо? Хорошо быть храбрымъ. Благо войны освящаетъ всякую цѣль».
О, Заратустра, кровь нашихъ отцовъ заволновалась при этихъ словахъ въ нашемъ тѣлѣ: это была какъ бы рѣчь весны къ старымъ бочкамъ вина.
Когда мечи скрещивались съ мечами, подобно змѣямъ съ красными пятнами, тогда жили отцы наши полною жизнью: всякое солнце мира казалось имъ блѣднымъ и холоднымъ, а долгій миръ приноситъ позоръ.
Какъ они вздыхали, отцы наши, когда они видѣли на стѣнѣ совсѣмъ свѣтлые, притупленные мечи! Подобно имъ, жаждали они войны. Ибо мечъ хочетъ упиваться кровью и сверкаетъ отъ желанія». —
Пока короли говорили съ жаромъ, мечтая о счастьи отцовъ своихъ, напало на Заратустру сильное желаніе посмѣяться надъ пыломъ ихъ: ибо было очевидно, что короли, которыхъ онъ видѣлъ передъ собой, были очень миролюбивые короли, со старыми, тонкими лицами. Но онъ превозмогъ себя. «Ну, что-жъ! сказалъ онъ, вотъ дорога, ведущая къ пещерѣ Заратустры; и пусть у сегодняшняго дня будетъ долгій вечеръ! А теперь меня поспѣшно отзываетъ отъ васъ крикъ о помощи.
мона с язвительной улыбкой его; так что мы боялись тебя.
Но разве это помогло! Ты продолжал проникать в уши и сердца наши своими изречениями. Тогда сказали мы наконец: что нам до того, как он вы глядит!
Мы должны его слышать, его, который учит: «любите мир, как средство к новым войнам, и короткий мир больше, чем долгий!»
Никто не произносил еще таких воинственных слов: «Что хорошо? Хорошо быть храбрым. Благо войны освящает всякую цель».
О, Заратустра, кровь наших отцов заволновалась при этих словах в нашем теле: это была как бы речь весны к старым бочкам вина.
Когда мечи скрещивались с мечами, подобно змеям с красными пятнами, тогда жили отцы наши полною жизнью: всякое солнце мира казалось им бледным и холодным, а долгий мир приносит позор.
Как они вздыхали, отцы наши, когда они видели на стене совсем светлые, притупленные мечи! Подобно им, жаждали они войны. Ибо меч хочет упиваться кровью и сверкает от желания». —
Пока короли говорили с жаром, мечтая о счастье отцов своих, напало на Заратустру сильное желание посмеяться над пылом их: ибо было очевидно, что короли, которых он видел перед собой, были очень миролюбивые короли, со старыми, тонкими лицами. Но он превозмог себя. «Ну, что ж! сказал он, вот дорога, ведущая к пещере Заратустры; и пусть у сегодняшнего дня будет долгий вечер! А теперь меня поспешно отзывает от вас крик о помощи.
