дерева на высотѣ своей головы, — ибо онъ хотѣлъ защищать его отъ волковъ, — и самъ легъ на землю, на мохъ. И тотчасъ уснулъ онъ, усталый тѣломъ, но съ непреклонною душою.
Долго спалъ Заратустра, и не только утренняя заря, но и полдень прошли по лицу его. Но, наконецъ, онъ открылъ глаза: съ удивленіемъ посмотрѣлъ Заратустра на лѣсъ и тишину, съ удивленіемъ заглянулъ онъ внутрь самого себя. Потомъ онъ быстро поднялся, какъ морякъ, завидѣвшій внезапно землю, и возликовалъ: ибо онъ увидѣлъ новую истину. И такъ говорилъ онъ тогда въ сердцѣ своемъ:
«Свѣтъ низошелъ на меня: мнѣ нужны послѣдователи, и притомъ живые, — не мертвые послѣдователи и не трупы, которыхъ ношу я съ собою, куда я хочу.
Мнѣ нужны живые послѣдователи, которые слѣдуютъ за мною, потому что хотятъ слѣдовать сами за собой — и туда, куда я хочу.
Свѣтъ низошелъ на меня: не къ народу долженъ говорить Заратустра, а къ послѣдователямъ! Заратустра не долженъ быть пастухомъ и собакою стада!
Сманить многихъ изъ стада — для этого пришелъ я. Негодовать будутъ на меня народъ и стадо: разбойникомъ хочетъ называться Заратустра у пастуховъ;
Пастухи, говорю я, но они называютъ себя добрыми и праведными. Пастухи, говорю я, но они называютъ себя правовѣрными.
Посмотрите на добрыхъ и праведныхъ! Кого ненавидятъ они больше всего? Того, кто разбиваетъ ихъ
дерева на высоте своей головы, — ибо он хотел защищать его от волков, — и сам лег на землю, на мох. И тотчас уснул он, усталый телом, но с непреклонною душою.
Долго спал Заратустра, и не только утренняя заря, но и полдень прошли по лицу его. Но, наконец, он открыл глаза: с удивлением посмотрел Заратустра на лес и тишину, с удивлением заглянул он внутрь самого себя. Потом он быстро поднялся, как моряк, завидевший внезапно землю, и возликовал: ибо он увидел новую истину. И так говорил он тогда в сердце своем:
«Свет низошел на меня: мне нужны последователи, и притом живые, — не мертвые последователи и не трупы, которых ношу я с собою, куда я хочу.
Мне нужны живые последователи, которые следуют за мною, потому что хотят следовать сами за собой — и туда, куда я хочу.
Свет низошел на меня: не к народу должен говорить Заратустра, а к последователям! Заратустра не должен быть пастухом и собакою стада!
Сманить многих из стада — для этого пришел я. Негодовать будут на меня народ и стадо: разбойником хочет называться Заратустра у пастухов.
Пастухи, говорю я, но они называют себя добрыми и праведными. Пастухи, говорю я, но они называют себя правоверными.
Посмотрите на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их
