Скорбь бога глубже, о, дивный міръ! Простри руки къ скорби бога, а не ко мнѣ! Что я! Опьяненная сладкозвучная лира,
— полночная лира звукъ колокола, котораго никто не понимаетъ, но который долженъ говорить передъ глухими, о, высшіе люди! Ибо вы не понимаете меня!
Свершилось! Свершилось! О, юность! О, полдень! О, время послѣ полудня! Теперь наступилъ вечеръ и ночь и полночь, песъ воетъ, вѣтеръ:
— развѣ вѣтеръ не песъ? Онъ визжитъ, онъ тявкаетъ, онъ воетъ. Ахъ! Ахъ! Какъ она вздыхаетъ, какъ онѣ смѣется, какъ она хрипитъ и охаетъ, эта полночь!
Какъ она сейчасъ трезво говоритъ, эта пьяная мечтательницѣ! Она, должно быть, перепила свое опьяненіе? она стала черезчуръ бодрой? она пережевываетъ?
— свою скорбь пережевываетъ она во снѣ, старая, глубокая полночь, и еще больше свою радость. Радость, когда уже скорбь глубокая: радость глубже, чѣмъ она.
Ты, виноградная лоза! За что хвалишь ты меня! Вѣдь я срѣзалъ тебя! Я жестокъ, ты истекаешь кровью: — чего хочетъ твоя хвалѣ моей опьяненной жестокости?
«Что стало совершеннымъ, все зрѣлое хочетъ умереть!» такъ говоришь ты. Благословенъ, да будетъ бла-
Скорбь бога глубже, о, дивный мир! Простри руки к скорби бога, а не ко мне! Что я! Опьяненная сладкозвучная лира,
— полночная лира звук колокола, которого никто не понимает, но который должен говорить перед глухими, о, высшие люди! Ибо вы не понимаете меня!
Свершилось! Свершилось! О, юность! О, полдень! О, время после полудня! Теперь наступил вечер и ночь и полночь, пес воет, ветер:
— разве ветер не пес? Он визжит, он тявкает, он воет. Ах! Ах! Как она вздыхает, как они смеется, как она хрипит и охает, эта полночь!
Как она сейчас трезво говорит, эта пьяная мечтательнице! Она, должно быть, перепила свое опьянение? она стала чересчур бодрой? она пережевывает?
— свою скорбь пережевывает она во сне, старая, глубокая полночь, и еще больше свою радость. Радость, когда уже скорбь глубокая: радость глубже, чем она.
Ты, виноградная лоза! За что хвалишь ты меня! Ведь я срезал тебя! Я жесток, ты истекаешь кровью: — чего хочет твоя хвале моей опьяненной жестокости?
«Что стало совершенным, всё зрелое хочет умереть!» так говоришь ты. Благословен, да будет бла-
