Этотъ міръ, вѣчно несовершенный, отраженіе вѣчнаго противорѣчія и несовершенный образъ — опьяняющая радость для его несовершеннаго творца: — такимъ казался мнѣ нѣкогда міръ.
Итакъ, однажды направилъ я свою мечту по ту сторону человѣка, подобно всѣмъ мечтающимъ о другомъ мірѣ. Правда ли, по ту сторону человѣка?
Ахъ, братья мои, этотъ богъ, котораго я создалъ, былъ человѣческимъ твореніемъ и человѣческимъ безуміемъ, подобно всѣмъ богамъ!
Человѣкомъ былъ онъ, и при томъ лишь бѣдной частью человѣка и моего я: изъ моего собственнаго праха и пламени пришелъ онъ, этотъ призракъ! И поистинѣ, не пришелъ онъ ко мнѣ изъ другого міра!
Что же случилось, братья мои? Я преодолѣлъ себя, страдающаго, я отнесъ свой собственный прахъ на гору, болѣе свѣтлое пламя обрѣлъ я себѣ. И вотъ! Призракъ удалился отъ меня!
Теперь это было бы для меня страданіемъ и мукой для выздоровѣвшаго — вѣрить въ подобные призраки: теперь это было бы для меня страданіемъ и униженіемъ. Такъ говорю я къ мечтающимъ о другомъ мірѣ.
Страданіемъ и безсиліемъ созданы всѣ другіе міры, и тѣмъ короткимъ безуміемъ счастья, которое испытываетъ только страдающій больше всѣхъ.
Усталость, желающая однимъ скачкомъ, скачкомъ смерти достигнуть конца, бѣдная усталость невѣдѣнія, не желающая больше хотѣть: ею созданы всѣ боги и другіе міры.
Вѣрьте мнѣ, братья мои! Тѣло, отчаявшееся въ тѣлѣ, — ощупывало пальцами обманутаго духа послѣднія стѣны.
Этот мир, вечно несовершенный, отражение вечного противоречия и несовершенный образ — опьяняющая радость для его несовершенного творца: — таким казался мне некогда мир.
Итак, однажды направил я свою мечту по ту сторону человека, подобно всем мечтающим о другом мире. Правда ли, по ту сторону человека?
Ах, братья мои, этот бог, которого я создал, был человеческим творением и человеческим безумием, подобно всем богам!
Человеком был он, и притом лишь бедной частью человека и моего я: из моего собственного праха и пламени пришел он, этот призрак! И поистине, не пришел он ко мне из другого мира!
Что же случилось, братья мои? Я преодолел себя, страдающего, я отнес свой собственный прах на гору, более светлое пламя обрел я себе. И вот! Призрак удалился от меня!
Теперь это было бы для меня страданием и мукой для выздоровевшего — верить в подобные призраки: теперь это было бы для меня страданием и унижением. Так говорю я к мечтающим о другом мире.
Страданием и бессилием созданы все другие миры, и тем коротким безумием счастья, которое испытывает только страдающий больше всех.
Усталость, желающая одним скачком, скачком смерти достигнуть конца, бедная усталость неведения, не желающая больше хотеть: ею созданы все боги и другие миры.
Верьте мне, братья мои! Тело, отчаявшееся в теле, — ощупывало пальцами обманутого духа последние стены.