В период, когда проводилась кандидатура Волжина, я уже переговорил с полковн. Глобачевым и поручил ему представлять мне ежедневную сводку (потом я заменил еженедельной сводкой) из филерных дневников, кто бывает у Распутина, и приказал осветить мне за это время обиход жизни Распутина. Оказалось, что и в этом вопросе мы ошиблись (я говорю «мы», имея в виду кн. Андроникова, себя и А. Н. Хвостова). Филеров Распутин теперь в квартиру свою не пускал и избегал входить с ними в разговоры, так что пришлось поместить их внизу в швейцарской и на улице и заагентурить швейцара и его жену. Но, тем не менее, как этим путем, так и через Н. И. Червинскую выяснилось, что к Распутину лил живой поток людей различных положений и классов общества; за ним приезжали в автомобилях, отвозили и привозили его; он сам часто черным ходом, стараясь быть незамеченным филерами, куда-то уходил и уезжал; около него образовались кружки лиц, имевших на него различные влияния, и пр. Это была колоссальная фигура, чувствовавшая уже и понимавшая свое значение, что и сказывалось на первых же порах.
Вступать в какие бы то ни было посредствующие сношения с кн. Андрониковым в смысле направления к нему просителей, имеющих нужду по министерству внутренних дел, Распутин не стал кроме нескольких прошений, князю им переданных, и присылки нескольких лиц, и начал направлять просителей с письмами ко мне и к А. Н. Хвостову и говорить с нами по телефону. Раз в мое отсутствие на телефонный звонок на квартире подошла жена,
