Председатель. — Я вас должен просить давать более определенные ответы. Вас спрашивают, хотят выяснить влияние Распутина. Вы говорите — особенно не давил. Вы не можете не знать, что когда вы говорите — особенно не давил, то, в сущности, вы этим ничего не отвечаете, даете уклончивый ответ. «Особенно не давил» в этом разумного содержания нет, это есть уклончивый ответ.
Протопопов. — Я категорически отвечаю, что исполнял только то, что мне казалось возможным, а остальных требований я не исполнял, и это будет ⅞.
Завадский. — Позвольте предложить такой вопрос: то, что считали возможным, а исполнили ли бы вы, если бы просьбы Распутина не было?
Протопопов. — Если бы пришел этот самый человек, то я, быть может, и исполнил бы.
Завадский. — Примера не можете вспомнить?
Протопопов. — Ведь все мелочные, так не могу. Крупного, большого ни одного назначения он у меня не просил.
Завадский. — Так что у вас не было назначения вроде назначения Белецкого до вас?
Протопопов. — О, нет.
Завадский. — А вот меня тогда интересует такой вопрос: на каком основании, сделавшись министром внутренних дел, вы сейчас же сместили Степанова?
Протопопов. — Со Степановым была история следующая. Во-первых, Степанов был в очень дурных отношениях со Штюрмером и очень много было сделано в этом отношении. Затем я его мало знал, Степанова, но он мне казался человеком порядочным. Но тут вышла история, которая заставила наши отношения кончить. Это история Мануйлова. Приносит мне письмо секретное Степанов, которое он получил из генерального штаба или из главного штаба, где было изложено при препроводительной записке, что Мануйлова какой-то франт вызывает в Копенгаген на съезд директоров[*], будто бы, но это надо понимать иначе, что это какое-то совещание.
Председатель. — Простите, я не усвоил вашу мысль, вам стало известно…
Протопопов. — Мне принес эту бумажку Степанов.
Председатель. — Когда?
Протопопов. — Недели за полторы, две. Вот он читает и все неясно. Ссылка на письмо. Я его спрашиваю: «Письмо приложено?» «Нет, — говорит, — письма нет». Тогда я ему говорю: «Будьте любезны, снимите копию, оставьте копию, а в этом генеральном штабе сверьтесь, почему нет подлинного письма. Я судить по этому не могу, как с этим быть». — «В Ставку отослать?», он мне так сказал. «Нет, — я говорю, — какая Ставка?! Сначала надо разобраться». Когда он мне эту штуку прочел, а потом прошло
