он ходил в веригах, пешком. Это очень меня интересовало. Я слушала.
Председатель. — Это было раньше; потом он ходил в шелковых рубашках и вериг не носил.
Вырубова. — Да, ему все дамы шили. Мне, кажется, он носил что-то такое.
Председатель. — Почему вам это кажется?
Вырубова. — Он говорил, что у него все тело болит от того, что он на себя надевал.
Председатель. — Как он называл вас?
Вырубова. — Аннушка … Анна Александровна, разно называл.
Смиттен. — Скажите, пожалуйста, вам, как фрейлине двора ее величества, не казалось, что допущение к престолу такого лица, как Распутин, роняет престиж царя и царицы?
Вырубова. — Я боялась этого. Последнее время особенно. Говорили много гадостей.
Смиттен. — До вас доходили слухи, что Распутин — пьяница и развратник?
Вырубова. — Да. Я боялась…
Смиттен. — Вы говорили что-нибудь об этом царице?
Вырубова. — Они редко его видели, государь и государыня.
Смиттен. — Что вы называете редко?
Вырубова. — Раз или два, когда он приезжал.
Смиттен. — А приезжал он каждый день?
Вырубова. — Т.-е. в Петроград?
Председатель. — Не в Петроград, а в Царское Село.
Вырубова. — Редко приезжал.
Смиттен. — Что вы называете редко?
Вырубова. — К нам, во дворец, раза два в месяц, даже меньше. В сущности, когда государя не было, он никогда не бывал.
Смиттен. — Вы говорили с императрицей, что его нельзя допускать ко двору?
Вырубова. — Да, мы все говорили очень много.
Смиттен. — Но двор, как вы говорите, был против вас, все против вас интриговали?
Вырубова. — Мне было очень трудно. Они сами боялись этого; но они верили, что безусловно, когда кто-нибудь болен, когда его призовут, лучше будет. С наследником было так. А наследник был очень много болен.
Олышев. — Отвечая члену Комиссии, вы все-таки сказали, что предупреждали бывшую императрицу о том, что Распутина лучше дальше держать от двора.
Вырубова. — Я боялась, безусловно.
Олышев. — По указанию свидетелей, вы несколько раз в день виделись с императрицей и, когда уезжали к себе домой, вам часто
