Белецкий. — Да, такая директива была ясная, я не отрицаю. Потребность в этом была. Маклаков, может быть, виноват в том, что был принципиален в еврейском вопросе. Но Маклаков действовал под большим гипнозом Щегловитова и в политике много проводил взглядов Ивана Григорьевича. Маклаков молод был еще, а Иван Григорьевич — человек с большим умом, человек с большой политикой, знавший и умевший плавать. Н. А. Маклаков находил в Иване Григорьевиче своего руководителя, и Иван Григорьевич довольно много им пользовался. И в совете министров они представляли тройное ядро — он, Сухомлинов и Щегловитов. Это была сильная, спаянная группа, которая пользовалась своим влиянием и очень много проводила.
Председатель. — Дальше, имеется донесение второго агента министерства внутренних дел, исполняющего должность чиновника особых поручений Любимова, от 28-го сентября.
Белецкий. — Позвольте мне несколько коснуться Любимова. Я Любимова послал, потому что этому лицу очень верил. Это был недавно окончивший университет молодой человек, любил сыскное дело, много им занимался. Много работал по разведению полицейских собак. Его настолько заинтересовало дело Бейлиса, что, когда началось рассмотрение, он испросил разрешение поступить в духовную академию вольнослушателем. Окончивший юридический факультет университета, он стал вольнослушателем духовной академии и окончил ее. Я его командировал, потому что хотел ему поручить собрать сведения, которые могли меня лично интересовать, о подлинном содержании процесса; я просил его как можно шире характеризовать все, что происходило, не стесняясь формою изложения. Донесения Любимова я тому и другому министру показывал.
Председатель. — В этом письме Любимов рассказывает об условиях, в которых велся процесс: о том, что защита все заносит в протокол, что сильно нервирует прокурора, который каждую минуту пьет воду, нервно перебирает руками, все время меняет позы на кресле; что защита довела его до состояния почти полной невменяемости уже на четвертый день процесса.
Белецкий. — С ним обморок даже был.
Председатель. — Так что, трудно предсказать, что будет. Страсти разгорелись. Прокурор теряет самообладание. Начинает делать повышенным тоном возражения. Позволяет себе кричать на свидетелей. Не дает им говорить и, постоянно перебивая, сам ведет рассказ от лица свидетелей. Защита занимает пассивное положение и просит только присяжных заседателей обратить внимание на то, как прокурор обрабатывает свидетелей. Затем, указывается на недостаточность полицейского дознания. Высказывается опасение, что В. А. Маклаков не приминет говорить об этом с трибуны Государственной Думы, на что департаменту поли-
