которой я скрывал, иногда многое скрывал, но она мне много прощала.
Председатель. — Характерно очень. Вы, значит, скрывали от жены и от детей вашу связь с Распутиным?
Белецкий. — Да, мне было стыдно, я скрывал. Мне теперь все равно, я все равно, что священнику говорю. Я так и жене сказал, что ей в будущем придется пережить еще больше горя.
Председатель. — Позвольте задать вопрос: отношение Воейкова к Андроникову не было отношением к докучливому посетителю, с трудом терпимому?
Белецкий. — Нет, нет, никогда в жизни. Это были страшно тесные отношения. Я в эту пору приезжал сам с Андрониковым. Я говорю правдиво. Мы сидели рядом, я слышал его доклад. Андроников не скрывал писем, которые ему писал, с обрисовкою лиц. Это была общественная агентура Воейкова. Он так и мог на нее смотреть. Это не то, что чувствуется, что когда человека терпят, пользуются им, как пользовались мы сотрудниками, но когда у вас гости, вы его не вводите. Нет, это был человек, с которым отношения были очень близкие. Граф Фредерикс и князь Шервашидзе — у них отношения были налажены.
Председатель. — Чью политику, в отношении личного состава, проводил Андроников? Ведь он, как выясняется, не опирался ни на какую партию.
Белецкий. — У него оригинально был составлен кабинет. Он бывал у разнообразных лиц, которые даже друг с другом сражались политически. Ему каждый из министров был дорог, потому что этот министр давал ему ту или другую пользу.
Председатель. — Так что, если верно то, что вы говорите, то Андроников мог провести в министры, и Россия получала министра, который был угоден даже не определенной партии, а лично Андроникову?
Белецкий. — Я рассказал историю с Маклаковым, это объяснялось влиянием кружка князя Мещерского, с которым князь Андроников потом примирился. Но Мещерский до конца своей жизни относился к Андроникову отрицательно, и с ним сближения не было особенного. Маклаков отклонил от себя возможность поднесения иконы. С иконы это началось. Он не принял этой иконы, а затем так до конца шло. Однако он с Маклаковым не враждовал, потому что чувствовал его большую силу. Но это только до того, пока не выяснилась возможность его ухода, пока, наконец, он не получил пощечину, удар от Маклакова — это предложение уйти. Тут он пошел против него. Поход этот заключался в том, что он собирал сведения из личной министерской жизни, все смешные эпизоды, которые были у министров в их обиходе, эпизоды с женою и т. д., одним словом, освещал его интимную жизнь, и это все сообщалось в смешном виде. Конечно,
