Воейков. — Нет. Источник мне совершенно неизвестен.
Председатель. — Вы долго стояли в Малой Вишере?
Воейков. — Минут двадцать.
Председатель. — Выходили с бывшим императором на платформу?
Воейков. — Нет, никуда.
Председатель. — Что же, он продолжал спать?
Воейков — Вероятно, не знаю; я вошел только на две минуты, доложил и ушел сейчас же.
Председатель. — Так что, никого не было, никто не присутствовал?
Воейков. — Никто не присутствовал. В Дно мы приехали в среду, в 6 часов вечера.
Председатель. — Ваш поезд, должно быть, задерживали?
Воейков. — Нет, это было нормально.
Председатель. — Вы рассказываете так, как будто все происшедшее не произвело никакого впечатления ни на вас, ни на бывшего императора, как будто не произошло ничего важного в жизни всего государства и в жизни главы государства. Как это могло быть?
Воейков. — Я смотрел на это, как на дело службы. Мне сказали ехать на Дно; чтобы сделать это, надо было отдать целый ряд распоряжений. Я полагал, что, раз несчастье случилось, надо сделать все, чтобы предотвратить его; и я ушел сделать распоряжение.
Председатель. — А другие окружающие императора?
Воейков. — Они спали.
Председатель. — А проснулись вы только в Дне.
Воейков. — Нет, я совсем не спал в эту ночь.
Председатель. — А утром, когда вы увиделись с государем, может быть был разговор, который дал основание говорить об открытии фронта?
Воейков. — Никакого такого разговора не было. О событиях старались не говорить, потому что это не особенно приятно было.
Председатель. — Да, но как же можно было об этом не говорить? Я просто себе не представляю кружка живых людей, который молчит об этом; припомните суждения, плохие или хорошие, вредные или невредные, которые были в вашем кружке.
Воейков. — Общее впечатление было — испуга.
Председатель. — Испуг — это психология; а в чем вы реально искали выхода, какие у вас были мысли, надежды?
Воейков. — Вот, надежда была на то, что поедем в Псков, и все выяснится.
Председатель. — Тут поднимался вопрос об амнистии, об ответственном министерстве?
