Этого дела я коснусь впоследствии. Обстановку событий этого времени я подробно, правдиво и насколько сохранила моя память, изложил при случае моего участия в деле назначения членов кабинета этой поры, чтобы показать, какими влияниями и соображениями руководились все те, кто принимал в этих назначениях участие. Но ведь невольно должен возникнуть вопрос о том, почему А. Н. Хвостов, хотя бы и в преследовании личных планов подготовки будущего удобного ему состава, не имея ни высочайших обещаний председательского кресла, ни полномочий советчика, мог осмелиться вмешиваться в функции, относящиеся, по существу, к сфере прав председателя совета. Более подробно я коснусь этого вопроса впоследствии; теперь же отмечу, что назначение А. Н. Хвостова состоялось в тот период, когда у государыни императрицы окончательно созрело все время поддерживаемое в ней близкими к ней лицами и в особенности Распутиным решение о необходимости, при сложившихся условиях политической внутренней жизни страны, серьезность которых она сознавала, иметь около себя государя и августейшего наследника, за жизнь которого она постоянно опасалась как в сфере личной, так и государственной, только своих людей, в личной преданности которых она не могла сомневаться. Эту мысль государыня внушила и государю и с этой точки зрения надо смотреть на все вопросы о назначениях этого последующего периода. А. Н. Хвостов, как я уже отметил, был известен и ранее государю и, по словам В. Н. Клевцова[*] и приведенному выше рассказу Распутина, мысль о привлечении его к руководительству министерством внутренних дел возникла еще после смерти П. А. Столыпина.
Свою преданность престолу и самодержавным началам А. Н. Хвостов подчеркнул тем, что, оставив губернаторский пост,
