Распутина, с А. А. Вырубовой. Вначале эта психология для меня была непонятна, но затем, когда ко мне начали поступать из разных источников агентурные сведения и проверочные наблюдения Глобачева, Комиссарова, Мануйлова и других, я более уже не удивлялся, так как пришлось встречаться и с такими фактами, когда (я фамилий, из уважения к женской чести, не буду называть) занимающие видное положение в обществе, как например, одна княгиня из Москвы, одна из крупных величин в артистическом опереточном мире и другие, хорошо материально обеспеченные и никаких просьб к Распутину не имевшие, дамы из чувства не только любознательности, но и особого интереса к личности Распутина, сознательно искали знакомства с ним, зная, на что они идут.
Наконец, был третий, самый незначительный (я говорю по числу лиц, посылавшихся Распутиным ко мне) тип просительниц, которых не материальная нужда, а горе по любимым людям заставляло итти за письмами к Распутину. Но это горе Распутина не трогало, и я до сих пор не могу забыть одной женской драмы, разыгравшейся у меня в кабинете. На прием ко мне с письмом Распутина явилась прилично и скромно одетая дама, лет за 30, с просьбою помочь ей в деле возвращения из административной ссылки ее мужа, частного поверенного в К—ве, высланного, как она заявляла, в силу неправильной обрисовки его деятельности; при этом она сослалась на услуги, оказанные ее мужем местной монархической организации, где он состоял в числе членов. Но, по наведенной мною в департаменте полиции справке, сведений об этой высылке в делах департамента не имелось, и поэтому я не мог дать ей ответа, до получения срочно затребованных мною от местной администрации данных. Из полученного, затем, отзыва оказалось, что высылка состоялась в связи с обстоятельствами военного времени и не без оснований. Я передал тогда просительнице существо обвинения, явившегося причиною высылки ее мужа, заявил ей, что отмена распоряжения зависит не от министра внутренних дел, а от главнокомандующего и посоветовал ей к нему обратиться. Но она, а затем Распутин по телефону стали меня просить помочь в этом деле, и я пообещал снестись по этому делу с военным начальством. Получив потом отзыв об отклонении и этого ее ходатайства, я заявил просительнице, что далее я ничем не могу быть ей полезным и советовал ей уехать домой к детям и там ожидать окончания войны, как срока, заканчивающего высылку ее мужа; о некоторых особенностях отношений Распутина к просительницам я ее предупредил ранее. Но мой совет уехать из Петрограда на нее не подействовал; она все-таки осталась в Петрограде, питая какую-то надежду на благополучный исход ее ходатайства, хотя я и передал ей, что я и Распутину сообщил обо всех обстоятельствах дела ее мужа. Наконец, когда
