ность после А. А.[1], одновременно с делом Манасевича-Мануйлова. С Протопоповым я находился в высшей степени во враждебных отношениях, у него была мания преследования, ему казалось, что я преследую его какими-то документами, что я спрятал документ, отобранный при обыске у Добровольского, о его сношениях с Распутиным, о его близости к нему еще до назначения министром; ему казалось, что этот документ у меня. Кто ему сказал? Может быть, Белецкий. Повидимому, этот документ был сожжен во время общего сожжения, когда Штюрмер часть документов себе оставил и часть сжег; может быть, я изъял его в числе прочих, но я его с собой не брал, это я могу удостоверить; но Протопопов не мог мне этого простить и все время твердил, что этот документ у меня, что меня нужно обыскать, чтобы достать этот документ, что нужно назначить надзор полиции. Вот я и думаю, что он придрался к этому и доложил бывшему императору, чтобы получить право меня обыскать, чтобы поколебать меня в глазах императора. Тогда этот отчет Штюрмер сам возил. Как же он мог возбуждать вопрос о подложности отчета, когда он сам его утвердил? Протопопов, на основании этого, пишет, меня не спрашивая; и остается какая-то записочка в делах секретаря, чтобы дела не возбуждать, а надо мной установить надзор, так как я мог внести в Государственную Думу запрос (что я не собирался делать) о близких отношениях Протопопова с Распутиным, на основании письма, отнятого у Добровольского. Тут ясна как причина, так и подкладка этого доклада. Я был очень удивлен, когда говорилось о каком-то помиловании. Разве можно считать это помилованием? Так можно помиловать вас, меня, кого угодно. Одним словом, Протопопов что-то сказал Граве, который записал, и потом вдруг возник вопрос, что чуть ли не какое-то помилование состоялось.
Председатель. — Из того факта, который вы изволили передать, следует, что сам император, который писал этот знак рассмотрения, не считал эту историю законченной, потому что, по докладу Протопопова, он сделал распоряжение дела не возбуждать.
Хвостов. — Это ясно; раз есть оправдательный документ, поневоле сделаешь распоряжение не возбуждать. Мало ли было у Протопопова таких докладов, которые нужно не возбуждать, не потому, чтобы не возбуждать огласки, а потому, что нельзя возбуждать, когда есть юридические доказательства, что это неправда, и, по счастью, засвидетельствованная не мной, а Штюрмером.
Иванов. — Где поризводился этот акт сожжения?
Хвостов. — В служебном кабинете министерства внутренних дел.
Иванов. — К вам приехал Штюрмер?
Хвостов. — Да. Все распутинские деда были вынуты из ящика.
- ↑ «после А. А.» — Ал-дра Алексеевича Хвостова.
